Не знаю, стоит ли вас судить, — глухим голосом проговорил Антек. — Все равно мы вас расстреляем. Одного — как врага польского народа, второго — как предателя.
Поручик ответил бесстрастным голосом, будто речь шла не о нем:
Я тоже так думаю. Защищать нас некому и вообще… Кончай быстрее, командир. Считаю, что час мой пришел.
И все-таки судить надо, — медленно продолжал Антек. — Потому что мы не бандиты, мы — это наша Польша…
Он встал, окинув своих друзей долгим взглядом, подошел к лежавшему Янушу и спросил:
Тебе лучше, Януш?
Януш кивнул головой:
Лучше.
Антек склонился над ним, погладил его голову. Потом резко выпрямился и громко сказал:
Поручик Данек по собственной воле перешел на службу к врагам нашей родины и стал врагом своего народа. Он подверг неслыханной пытке нашего товарища Казимира Войтковского, он убивал поляков только за то, что они защищают свою страну. Что может оправдать этого фашиста, кто может сказать о нем хотя одно доброе слово?
В наступившей тишине было слышно, как гудят комары. Поручик Данек поднес раненую руку к груди, подул на перевязанную кисть и посмотрел на Войтковского. Он чувствовал, какие страсти кипят в груди человека, которого он совсем недавно жег на костре. Казимир встал, коротко предложил:
В болото. Как он меня, волчья душа! — И снова сел.
Кто еще хочет сказать? — спросил Антек.
Разведчики сидели, тесно прижавшись друг к другу, никто из них не проронил ни слова. Тогда Антек сказал:
Поручик Данек, вы можете защищать себя. Говорите.
Офицер долго молчал, собираясь с мыслями. Лицо его было все так же спокойно, только необычная бледность разлилась по заросшим щекам. Здоровой рукой он расстегнул верхний крючок френча и глубоко вздохнул. Потом пригладил волосы и сказал:
Кажется, я кое-что понял. Понял вот здесь, в лесах. Таких людей, как вы, нам не разбить. И это, пожалуй, хорошо. По крайней мере, если наша Польша станет другой, в ней меньше будет вот таких… — Поручик с презрением кивнул в сторону Дзвольского.
Сам такой же, — глухо проговорил Веслав Бартошек.
Нет, не такой! — крикнул офицер. — Я ненавижу чернь, но никогда не был предателем.
Кроме случая, когда предал Польшу, — сказал Антек.
Не стоит спорить, — уже спокойно проговорил поручик. — Я готов ко всему.
И ни на кого не глядя, он медленно, твердой походкой, пошел к краю болота. Никто его не задержал. Антек кивнул Веславу, тот встал, снял с плеча автомат и направился вслед за офицером. Через пять минут короткая очередь из автомата и глухой всплеск вспугнули лягушек, и долго еще слышался над болотом их встревоженный крик…
Костусь Дзвольский! — Голос Антека был глухим и казался каким-то чужим, непохожим на его голос. — Ты предал своих товарищей, ты… ты… — Антек не мог говорит, он задыхался.
Глядя на съежившегося, бледного Костуся, разведчик вспомнил убитых друзей, Марию, тюрьмы, в которых пытали лучших людей Польши. Он видел виселицы, дым, огонь — и рядом предателя Дзвольского, бывшего человека.
Они заставили меня, — почти неслышно сказал Костусь. — Они пытали меня.
Из группы оставшихся в живых карателей, охраняемой двумя разведчиками, вышел пожилой уже, с густой проседью в бороде поляк и подошел к Антеку.
Это не человек, а собака, — сказал он. — Я видел его там, в лесу, где вы должны были сесть. Он сам показывал немцам, как раскладывать костры.
Поляк повернулся к Дзвольскому, с ненавистью посмотрел на него:
Ты завел нас сюда, а сам хотел скрыться, иуда. Помри, хоть по-человечески, а не по-собачьи.
Дзвольский упал на колени, заплакал:
Прости, Антек… Я еще принесу пользу. Мне верят там, у них… Я… Ради прошлого, Антек, ради нашей Марии…
Он полз к ногам разведчика с приподнятой головой, заглядывая в глаза, рыдая и дрожа всем телом.
Встань! — вне себя от бешенства закричал Антек.
И когда Дзвольский поднялся с земли, Антек вплотную приблизился к нему и долго смотрел в большие, ставшие темными от страха глаза. И вдруг плюнул ему в лицо:
Подлец!
Отвернулся и пошел к Янушу.
Дзвольского повели к болоту.
У самых гор, на длинной ровной площадке, горели костры. Андрей, Никита и Антек сидели в сторонке, прислушиваясь к воздуху. Ждали самолет, который должен быть взять русских летчиков и раненого Януша. Молчали. Не было слов, чтобы высказать то, о чем сейчас каждый думал. Не так уж много времени прошло с тех пор, как они узнали друг друга, а вот привыкли один к другому, привязались, словно стали братьями. Тоска закрадывалась в душу.
Читать дальше