Юрий Туманов - Буйвол, бедный Буйвол

На Красной Горке и высоте двести сорок восемь ноль позиции трех орудий. Половина батареи. Отсюда он и возьмет десятерых. Вторая половина батареи и знать ничего не будет.

Он несколько раз проходит по обрыву над Перекшей вдоль домов Красной Горки, до оврага перед высотой двести сорок восемь ноль, и поворачивает обратно.

Еще одна ошибка. Когда послезавтра будет просвечиваться каждый его шаг, сразу выяснится, что никогда до этого он не бродил без дела по деревне .

Но повезло: навстречу ему, опираясь на палку вышел Федя Листратов. Комбат два. Герой полка, тот, что вдвоем с Новичонком отбил четыре атаки немецкого батальона на деревню Проходы в феврале при прорыве десанта на Варшавку. Где б он ни появился, на него оглядываются. Понятно, и сейчас на него смотрят и высота двести сорок восемь ноль, и Красная Горка.

Идет, хромает. Плохо зажила рана, полученная в июльских приграничных боях. И январская, здешняя, тоже. Все знает о нем Железняков. Да и Листратов о нем тоже. Почти не осталось в полку тех, кто был в нем с Базарного Сызгана, с дней формирования. На полгода боев только и хватило тех, кто был в самом первом из них. В десанте вообще от полка осталось только двенадцать человек, да уцелели те, кто был ранен до этого.

— О, Витя, как жив со своей «Прощай, Родина»?

«Прощай Родина» — фронтовая кличка противотанковых пушек, которыми приходится стрелять с таких позиций и по таким целям, что шансы на жизнь в орудийных расчетах втрое меньше, чем даже у пехоты.

Но шансы шансами, а выучка, хватка и опыт тоже стоят немало. Шансов выжить нет, а в батарее Железнякова за полгода ни одного убитого, чем горд он и счастлив.

— Тебя ищу с утра, Федя.

Подтвердит, коль придется объяснять, зачем бродил по Красной Горке.

Но это послезавтра. А сегодня липшее раздражение. Ну, что он даже другу врет, что крутится, как уж!

— Не можешь чем поделиться с батареей? Хоть по полсухаря?

Чего спрашивает, чего спрашивает? Каждый сухарь, попадающий сегодня в полк, на виду у всех командиров подразделения. Каждый. Нет в полку неизвестных сухарей.

Мрачно смотрит командир батальона. Для батареи, которую он в каждом бою просит о помощи, для Виктора Железнякова, отдал бы он все. Сколько людей сохранил ему огонь противотанкистов. Все отдал бы им, все, да нет ничего в батальоне.

— Фельдшер говорит, пятеро бойцов умрут сегодня от голода.

Вот он, ответ. Куда уж яснее.

— А в полк отправить, в медсанбат?

Не отвечает Листратов на бессмысленные вопросы. Оба понимают, что от медицины здесь толка нет и не будет. Не лекарства нужны, а хлеб, крупа, мясо, картошка. В окрестных полях батальоны давно уже вырыли перезимовавший в земле и сгнивший весною картофель. Вырыли, отмыли, отжали, а из получившегося крахмала наделали лепешек и съели.

— У тебя как, Витя?

— Трое, пожалуй. Не сегодня–завтра.

Листратов на этой неделе похоронил на Красной Горке четверых. Удивляется. Самые здоровые были. Самые выносливые. Как их свалило, не понять.

— Эх, — скрипит он зубами, — пострелял бы я тыловиков к чертовой матери. Умудрились, гады, фронт без хлеба оставить!

Не до мяса ему, не до каши, командиру стрелкового батальона. Хлеба бы. Красноармейцев бы сохранить. Был бы хлеб, выжили б, продержались.

— Стреляют! — вскипает Железняков. — Говорят, какой‑то кавказец лупит там в тылу направо и налево. Толку что?

— Лошади сдохли! — заходится в гневе Листратов. — Не дали прирезать. Людей бы спасли. Неужто не понимают, остолопы?

Оба еще некоторое время возбужденно кричат друг другу какие‑то верные, но бесцельные слова. Со стороны кажется, они вот-вот подерутся. Но им не на ком сорвать зло и через некоторое время говорить уже не о чем. Потому что ни о чем другом они сейчас говорить не могут.

— Неужто и у тебя трое? — еще раз сокрушается Листратов и виновато жмет ему руку. — Прости, Витя, ничем сегодня выручить не могу.

Железняков понимает, чем угнетен сейчас комбат–два. Десяток дней назад, когда в батарее еще был кое-какой запас, делился с ним противотанкист. Много ли, мало, а котелка четыре с каким‑то варевом посылал ему и тем помог продержаться по сей день.

А в нынешнюю ночь разведчики батальона, знает батарея, лазили к немцам и наверняка приволокли что‑нибудь из еды.

Видимо, Листратов не удержался, съел с утра либо хлеба кусок, либо мяса дольку, больше‑то вряд ли досталось, но поэтому и трудно сейчас смотреть на совсем голодного друга.

Опять один идет Железняков по Красной Горке, продолжает свои тяжкие расчеты.