Юрий Корольков - Так было…

Роберту не пришлось задавать вопросов. После первых восторженных излияний Пейдж первым завел разговор о Кет. Когда они уселись за курительным столиком под торшером с большим абажуром, похожим на китайский зонтик, Джимми сказал:

— Послушай, Боб, а как тебе нравится наша красотка Кет? Ловко она обставила нас обоих! Предприимчивая особа.

— А что такое? Я ничего не знаю. — возможно равнодушнее спросил Роберт.

— Ну как же! После тебя подцепила американца с долларами и пайками. Сначала одного, потом другого. Девчонка грудью прокладывает себе дорогу. В буквальном смысле…

Джимми хихикнул, провел ладонью по лысине. Роберта бросило в жар. Его возмутил цинизм, с которым говорил Пейдж, но он сдержался. Только сказал:

— Она была хорошая девушка.

— Как бы не так! — возразил Джимми. — С публичными девками ездила к американцам, ночевала там, а мы с тобой в это время вздыхали. Это называется порядочная. Не будь простаком, Боб. Я раскусил ее, что она за человек. Мы напрасно тогда друг на друга косились…

— Я не косился, — возразил Крошоу.

Джимми Пейдж рассказал все, что знал и что домыслил в истории Кет. Он смаковал подробности и не скупился на грязные выражения. Роберта Джимми считал теперь своим единомышленником, одинаково с ним пострадавшим от вероломства Кет. Разговор, видно, доставлял ему удовольствие.

— Но где же она теперь? — спросил Роберт. На душе у него было мерзко.

— Где? Уехала в Северную Африку. Стала штабной девкой. Не знаю, зачем ее туда понесло. Я бы на ее месте ни за что не уехал из Лондона. У нас здесь теперь совершенно спокойно. Целый год не было ни одного налета. Немцы занялись русскими. Если бы не старые развалины, здесь и не чувствовалось бы войны. Другие, конечно, живут плоховато, сидят на пайках, но я неплохо устроился… Скажи, ты надолго приехал? Мы могли бы отлично провести время.

Это был первый вопрос, который Пейдж задал Роберту, Он все время говорил о себе, рассказывал о Кет лишь потому, что история касалась его самого.

— Я уезжаю завтра. Получил новое назначение. Извини меня, Джимми, я должен идти. У меня еще много дел. — Роберт торопился прекратить тягостную для него встречу.

Для эскадренного миноносца пройти четыреста миль ничего не стоит. Но для «Кэмпбелтоуна» этот путь оказался чем-то таким же, как гора или крутая лестница для человека, страдающего одышкой. Эсминец задыхался, словно астматик, и кочегары валились с ног от усталости, чтобы удержать пар на марке. Едва только убыстряли ход, как пар садился в котлах и сам дьявол, казалось, не смог бы удержать давление на установленном числе атмосфер. Кочегары делали свое дело. А с капитанского мостика каждую минуту кричали в переговорную трубку: «Почему сбавили обороты?!»

«Кэмпбелтоун» входил в группу пятидесяти американских эсминцев, переданных в прошлом году британскому флоту в обмен на заокеанские базы. Он долго стоял на приколе, ждал, когда его поставят в капитальный ремонт. Но в доках и без «Кэмпбелтоуна» было немало работы. Так он простоял на приколе всю зиму среди кораблей, отслуживших свой срок. Но по весне эсминец вдруг ожил, Его начали наспех ремонтировать прямо на плаву. Впрочем, какой это ремонт! Просто латали дыры, ставили заплату на заплате. Одновременно пополнялась команда: на миноносец прислали отряд морской пехоты, группу саперов-подрывников, и в конце марта «Кэмпбелтоун» ушел в море на выполнение секретного и весьма странного задания.

Сначала шли строго на запад. Бискай встретил месивом крутых волн. Затем повернули к французскому берегу, медленно спускаясь на юг, — можно было предположить, что эсминец идет в Гибралтар.

Для Роберта Крошоу это была знакомая морская дорога. Но обычно военные корабли шли мористее, стараясь удалиться от французского берега, чтобы избежать встречи с подводными лодками и германскими самолетами.

До последнего момента команде ничего не сообщали о предстоящем задании. Сказали только в Бискайе, что «Кэмпбелтоун» должен прорваться в какой-то порт. В какой — неизвестно. Но Роберт Крошоу знал немного побольше других. На корабле его сначала включили в отряд морской пехоты под командой Макгроега, однако вскоре ему пришлось стать у штурвала. Когда уходили из порта, на эсминце лопнул трос и одному из рулевых «Кэмпбелтоуна», словно стальным хлыстом, начисто срезало ноги. Парня унесли в корабельный госпиталь, а Роберт занял место штурвального.

Ночью, перед сменой вахты, миноносец изменил курс, лег на ост и начал приближаться к французскому берегу. В штурманской рубке Роберт краем глаза приметил, что на карте дежурный штурман проложил курс в направлении к Сен-Назеру, точнее — к устью Луары. В кубрике рулевых Роберт, конечно, не преминул поделиться этой новостью. Был поздний час, но матросы не спали. Только некоторые дремали на парусиновых подвесных койках. Рулевой Грехем, с отвисшими усами, самый старший из всей команды, высказал предположение, что, может быть, «Кэмпбелтоуну» предстоит открывать второй фронт. Об этом последнее время немало писали в газетах. Надо же наконец выполнять свои обещания, которые дали русским.