Мкртич Саркисян - Сержант Каро

— Солдат, я ведь хорошая, правда? — тряхнула она плечами перед зеркалом.

— Хорошая, Катя, иди спать!..

— А почему ты меня не обнимаешь, черноглазый?

Катя вдруг обхватила его шею и бархатными губами припала к его губам. Водочный перегар чуть не задушил Завена. То была похоть плоти и только плоти. Требование, лишенное души. Он попробовал укрыть ее одеялом, женщина запротестовала:

— Настоящий мужчина так бы не поступил…

И с необыкновенной быстротой стала раздеваться. Завен отвернулся. В углу перед иконой горели две свечи, освещая стыдливый лик богоматери. Зеркало вместило божественность и рубенсовскую наготу. Пугливые языки пламени ощупывали полумрак хаты. Он задул свечи.

— Света, солдат, света! — закричала Катя. — Ты боишься красоты?.. Тешь мое женское самолюбие. Люби по-настоящему!

Силы оставили, она упала на кровать. Завен, сидя у нее в ногах, слышал прерывистое дыхание. Потом она затихла, забылась. На ощупь он нашел в темноте ее жаркое тело, заботливо укрыл и неслышно вышел из хаты.

Так же неслышно скользнул в окна рассвет.

Утро занялось разрывами снарядов. Снег швырнул в глаза пригоршни битого стекла. Карательный отряд гитлеровцев, усиленный тремя танками, двинулся на партизан.

Рота приняла бой. Дав танкам вклиниться в свои порядки, первый взвод броском очутился в садах села, отрезав путь вражеской пехоте. Бойцы со связками гранат затаились по крышам. Танки шли развернутым клином.

Едва первый из них поравнялся с хатами, как под гусеницы и в бензобаки его полетели гранаты. Ухнули одновременно два взрыва, гусеница распласталась змеей. Танк, уткнувшись пушкой в стеку ближайшей хаты, замер на месте.

Второй с ходу, не сбавляя скорости, полоснул по хате огнем. Крыша взлетела в воздух. Рухнув, она погребла под собой троих. Над черной воронкой, как надгробие, вздыбилась покосившаяся печная труба.

Танки больше не приближались к хатам — стреляли по ним. Осмотрительней стали и бойцы. Не выдавая себя, они покинули крыши и, прячась за сугробами, вели наблюдение за танками.

Гитлеровцы пытались во что бы то ни стало подключить пехоту к танкам, чтобы нанести партизанам более организованный удар. Они повернули танки навстречу своей пехоте, которая тоже ринулась вперед.

То была роковая ошибка: сидевшие в засаде армянские бойцы пристроились в хвост близоруким танкам. А бойцы первого взвода прижали пехоту противника к земле. Стальная громадина запылала от первого же выстрела противотанкового ружья. В смотровую щель третьей машины стал целиться снайпер из Ахалкалака Сукиас. Потерявший управление танк налетел на своих, подмял несколько солдат, врезался в хату, легко понес ее на себе, потом вырвался за село и свалился в овраг. Через несколько секунд послышался грохот, и черный дым взвился в небо. Противник отпрянул назад, потеряв три танка и двадцать человек убитыми.

Ваан участия в этой схватке не принимал. Раненая нога распухла и посинела. Его спустили в подвал школы. Рядом сидела Валя — ей было поручено ухаживать за ранеными.

— Бой, кажется, кончился, — голос Ваана прозвучал четко и ясно. А Валя-то думала, что командир весь во власти боли и жара. — Если не будет контратаки, значит, все благополучно.

— Спите, родненький! — Валя не отрывала глаз от этого, в столь короткий срок ставшего для нее дорогим человека. Она сознавала угрожающую его жизни опасность. Только в одном было спасение — вырваться из кольца, доставить его в полевой госпиталь бригады и там лечить как следует.

Ваан молчал. Он прислушивался к боли: рана пульсировала, ныла. Часто впадал в забытье. Бой возобновился, разгораясь с новой силой. Прислушавшись к орудийным выстрелам, он понял, что фашисты теснят с трех сторон.

— Готовят мешок… — прошептал он. — Надо один из флангов оттянуть, сжать в кулак.

Близко разорвался снаряд, посыпались стекла. Затем второй, третий, и в подвал просунулась голова бойца.

— Где командир? Они прорвались в наши боевые порядки.

Голова исчезла. Но загалдели наверху:

— Где командир?!.

— Пусть поведет нас в атаку!..

Ваан, резко приподнявшись, подозвал ординарца.

— Наши кони в котельной у школы. Оседлай для меня, быстро!..

Момент был критический. Решался не просто исход боя, а вопрос — быть роте или не быть. Ваан попросил мундир. Глотая слезы, Валя одевала командира.

Левая нога не слушалась, затекла, обувать не стали. Напуганный разрывами снарядов конь кружил на месте, и усадить командира в седло стоило немалых усилий.