Андреа Камиллери - Пансион Евы

И что ты думаешь: в следующую пятницу дон Стефано после обычной исповеди достает из чемоданчика плетку из ослиного хвоста, попону и ослиные уши на тесемочке! Надевает себе на спину попону, на голову уши, потом приказывает мне взять в руки плетку и сесть на него верхом. Я так и сделала, а он заголил зад и велел мне стегать его ослиной плеткой. Я принялась охаживать дона Стефано по заднице, а он возил меня на коленках по комнате, кричал, что он теперь Валаамова ослица, и бормотал «Отче наш». Ушел ну очень довольный. Плетку и уши он потом оставил у меня в комнате, но мне пришлось их выбросить, а то они сильно воняли.

Самыми заметными завсегдатаями в «Пансионе» были двое.

Барону Джаннетто Никотра ди Монсеррато было в ту пору лет сорок. Денег у него имелось без счету, кроме того, он владел землями, домами и поместьями в Палермо и Вигате. Все это он получил в качестве приданого, женившись на Агатине, дочери богатого коммерсанта, который таким образом приобрел своей дочери дворянский титул. Хотя Агатина была страшнее смерти, барон не раскаивался, потому что был великий бабник и деньги ему были всегда нужны. На военную службу барон не попал по причине хромоты, которую получил, упав с лошади в пятнадцатилетием возрасте. Он прибыл в Вигату в связи с продажей земельного участка, помучился дня три без женщины и отправился в «Пансион Евы». Барона немедленно обслужили в одном из роскошных номеров.

Так он познакомился с Сирией. Назавтра барон пришел снова. И с того момента занимался исключительно ею. Никотра ди Монсеррато приезжал на своей спортивной машине, одной из тех немногих, что еще ездили, поскольку бензин был в дефиците, но не для барона. Поначалу он оплачивал получасовой тариф, но потом перешел на договорные цены.

Сирия, девушка добродушная и веселая, теперь ходила молчаливая, рассеянная, в плену каких-то своих мыслей.

— Сирия, ты случайно не влюбилась в барона?

— Ненэ, давай сменим тему, хорошо?

— А может, он в тебя влюбился?

— Я сказала, давай сменим тему.

В ночь с третье на четвертое июня случилась самая ужасная из всех бомбежек. Загородный дом барона был разрушен до основания. Наверное, в него попала какая-то особенная бомба, поскольку на месте здания осталась только гора пыли с разбросанными там и сям деревяшками, очевидно, кусками мебели. Прибывшая на место спасательная команда принялась раскапывать обломки и нашла руку с шикарным перстнем на пальце, а также ногу и еще нечто, что когда-то было мужской головой. Это все, что осталось от барона Джаннетто Никотра ди Монсеррато. Спортивный автомобиль исчез, возможно, его кто-то угнал до прибытия спасателей. В Вигату на несколько дней прибыл шурин барона, чтобы собрать прах и отвезти в Палермо для похорон.

При известии об этой смерти Сирия упала в обморок, а потом забилась, как в падучей, так что пришлось вызывать медика, чтобы сделать ей успокоительный укол. Мадам Флора освободила ее на субботу и воскресенье от работы. Оба дня Сирия проплакала, запершись в своей комнате. В понедельник утром ее опять навестил врач. Сирия вышла немного успокоившаяся и попросила у мадам разрешения сходить на место гибели барона, обещая непременно вернуться к завтраку. Мадам принялась было ее отговаривать, но Сирия настаивала. Она попрощалась и ушла. Ни к завтраку, ни к обеду Сирия не вернулась. Обеспокоенная Мадам попросила Джаколино сходить к разбомбленному дому несчастного Джаннетто Никотра и посмотреть, не плачет ли все еще там Сирия. Джаколино вернулся, сказав, что никого он там не видел. Мадам ждала до семи вечера, а потом решила идти к карабинерам и заявить о пропаже.

В тот вечер ужин с Чиччо, Ненэ и Джаколино скорее напоминал поминки. Никто не шутил, не смеялся, все мысли были о пропавшей Сирии.

— Надеюсь, она не совершит глупости, — вздохнула Кармен, высказав то, о чем все думали, но не решались произнести вслух.

Никаких известий о Сирии больше не поступало. Ее так и не нашли — ни живую, ни мертвую. В комнате остались ее вещи, всякая ерунда, которую носят в дамских сумочках, несколько лир, паспорт, две фотографии — папа и мама — и носовой платок. Мадам Флора написала письмо семье, но ответа так и не получила. Должно быть, письмо не дошло.

Еще одна любовная история достойная описания: любовь между Джуджу Фирруцца и Луллу. Джуджу Фирруцца был симпатичным молодым человеком, из хорошей семьи, серьезный, образованный, учился на третьем курсе медицинского факультета в Палермо. Его отец дон Антонио благодаря своим связям сумел отмазать сына от военной службы. Один знакомый врач обнаружил у Джуджу порок сердца. Хотя в тот момент, когда Джуджу встретился с Луллу, сердце у него работало великолепно. По воле строгих родителей Джуджу, как почтительный сын, был помолвлен со своей далекой кузиной, девушкой набожной и благочестивой, каждый день посещавшей церковь. Ее звали Нинетта, она была толстой и носила очки. Несмотря на данный брачный обет, кузина позволила поцеловать себя не ранее, чем через два года после помолвки, да и то не в губы, а слегка в щечку. После чего сразу же помчалась в церковь исповедоваться.