— На командира роты кто берет?
— Вот, связной его.
— Я… — отозвался Гурин.
— Давай сюда котелки.
Подставил Гурин каску, повар плюхнул туда полный черпак каши, еще зачерпнул, добавил до краев. На двоих.
— Доппаек на своего лейтенанта получи, — бросил он пачку печенья и крепкий бесформенный, как булыжник, кусок сахара. — Все. Масла сегодня нет.
Отоварившись первым, Гурин не стал ждать остальных, пустился в обратный путь. Бежит по полю, только жухлые листья на кукурузных стеблях шуршат да хлещут его по лицу.
Кончилось поле, выскочил на открытое пространство и — напрямую к окопу, где ждал его комроты. Да не всякая прямая — самая короткая и верная дорога. Бежал Гурин уже довольно долго, должны бы уже быть и родные окопы, а их все нет. Но ему не терпится скорее оказаться в спасительном окопе, и он, на минуту приостановившись, пустился дальше. Но вскоре снова остановился, огляделся. На востоке небо серело, предвещая скорый рассвет, впереди без ракеты видны телеграфные столбы, деревья. Там — немцы. «А где же наши?.. — забеспокоился Василий. — И никакой стрельбы… Может, еще чуть вперед пробежать? Нет, что-то ноги отяжелели, будто ватные сделались. Как бы не угодить к немцам. Сбился с дороги!..» При этой мысли сердце подскочило к горлу, забилось тревожно. Не долго думая, Гурин повернулся и рванул в обратную сторону. И как только он пустился бежать обратно, открылся со стороны немцев по нему такой огонь, что пришлось залечь. Переждал немного и снова — бежать. А пули роем вокруг головы — удивительно, как только не зацепит какая. С трудом добежал до кукурузы и, качаясь от перепуга и усталости, пошел краем поля вдоль обороны. Долго шел. Наконец вышел на простор и перебежками, так как уже совсем рассвело, стал пробираться в сторону передовой. Две-три перебежки, и наконец вот они — окопы! Наши! Обрадовался, будто домой попал. Прибежал к лейтенанту, упал на край окопа, выдохнул облегченно.
— Ты где пропадал? Я уж думал, убило…
— С дороги сбился… — признался Гурин.
— Один, что ли, шел?
— Один. Побежал вперед, хотел побыстрее…
— Не надо отрываться от группы.
— Чуть к немцам не попал. Вижу, дорога — и назад, а они — стрелять по мне.
— Так это по тебе они стрельбу открыли? А я думал, зайца гоняют по нейтралке.
— Там, наверно, разрыв большой между окопами.
— Разрыв — это плохо. Спускайся, есть будем.
Гурин протянул ему доппаек, он взглянул на него, махнул:
— Оставь пока у себя.
После завтрака, облизав ложки, Гурин сунул свою в вещмешок, а лейтенант — в полевую сумку.
— Ну? Что-то долго думают — никаких распоряжений. А эти гады уже одолели, — он полез под мышку и с остервенением почесался. — Вши одолели, — сказал он без стеснения.
— Это от тоски, — знающе объяснил Гурин.
— Какой там… Ранит меня, если не убьет.
Гурин молчал, и он продолжал:
— Я уже приметил. Семь раз был раненный, и всякий раз вот такая штука. Откуда только берутся. Три дня, как в бане был, чистое белье надел, а они вот, будто подсыпал кто… Это уж у меня приметой стало…
— Семь раз?! — удивился Гурин.
Прибежал связной от комбата, распластался с разбега на краю окопа, поправил каску, свалившуюся на глаза, выдохнул:
— Товарищ лейтенант… Комбат приказал подвинуть роту на правый фланг — ликвидировать разрыв… Разрыв там большой образовался…
— Прямо сейчас? — уточнил лейтенант.
— Да. Срочно, — подтвердил связной.
— На виду у немцев…
Связной промолчал. Да это к нему и не относилось, последнее лейтенант проговорил скорее для себя.
— Слыхал? — посмотрел он на Гурина. — Вот тебе и разрыв. Беги во взводы, передай приказ. Сначала в третий взвод. Скажи лейтенанту Пучкову: пусть по одному, поотделенно, короткими перебежками начинает продвижение.
— А как же окопы? — невольно вырвалось у Гурина: ведь всю ночь люди мучились — копали, долбили, маскировали.
— Какие окопы?
— Ну, эти…
— С собой возьмем, — сказал лейтенант, хмыкнув. — Бегом, выполняй приказание. И тут же — обратно.
Выскочил Гурин из окопа и направился в третий взвод. Добежал туда без приключений: немцы всего два или три выстрела сделали по нему. Да и то, наверное, не очень целясь — пули пропели далеко от него. Просто попугать решили.
Пучков — смуглолицый, остроносенький молодой лейтенант — выслушал Гурина, чертыхнулся, сплюнул себе под ноги, буркнул: «Хорошо….» — и стал натягивать на свою кудрявую голову пилотку потуже, готовясь к перебежкам.
Читать дальше