Михаил Колосов - Три круга войны

Вскоре они оказались в лесу, где, видать, уже стояла недолго какая-то часть, успевшая лишь начать сооружение здесь военного лагеря. Теперь это место занял учебный батальон и сразу же приступил к делу: часть курсантов принялась строить лагерь, а другую, притом большую часть, отрядили на сооружение оборонительной линии в поле перед лесом. Лагерь — на случай длительной стоянки, оборона — на случай прорыва немцев из окруженного Берлина.

После они узнали, что лес этот именовался Хёновским, по расположенному неподалеку селению Хёнов. И в приказах комбата внизу делалась приписка: «с. Хёнов». А курсанты звали его Мальсдорфским, потому что Мальсдорф тоже находился рядом, а главное — это уже был Берлин.

Лагерь этот оказался последним в жизни учебного батальона, и последние десять дней, которые курсанты и командиры провели в нем до конца войны, были самыми беспокойными за всю фронтовую жизнь. Днем и ночью, глядя на окутанный дымом и грохочущий, как сотни разверзшихся вулканов, Берлин, они ждали ежечасно, ежеминутно важных известий. И вести оттуда приходили — важные, радостные, иногда тревожные, но пока не было той главной, единственной, которую в те дни ждал весь мир.

Каждый тот день Гурину врезался в память, потому что каждый из них был вехой, притом значительной, на пути к столь жданной победе. Вот-вот, вот-вот придет она!..

28 апреля командующий армией, назначенный комендантом Берлина, издал первый свой приказ. В нем говорилось, что вся полнота власти в Берлине переходит в руки Советской военной комендатуры, что национал-социалистская фашистская партия распускается и ее деятельность запрещается. Населению Берлина устанавливаются определенные правила поведения.

«Вся полнота власти в наших руках!..» — повторял торжественно Гурин. А Берлин все еще грохотал, горел, рушился, сеял смерть — гитлеровцы все еще отчаянно сопротивлялись, переходили в контратаки, пытались прорвать кольцо, и на отдельных участках им это удавалось, но окончательно вырваться из него уже никто не смог.

29 апреля наши войска штурмуют здание министерства внутренних дел — «дом Гиммлера». Наверное, это очень важный объект, если о нем так говорят. Но дело, пожалуй, тут было не в самом объекте, а в том, что это была очередная сильно укрепленная крепость в городе на пути к главной цели и ее с отчаянием обреченных обороняли эсэсовцы.

В тот же день в учебный батальон приехал представитель штаба полка и вручил личному составу награды. Комбат майор Дорошенко, начальник штаба капитан Землин, замполит майор Кирьянов и парторг капитан Бутенко — все четверо были награждены орденами боевого Красного Знамени за храбрость и умелое руководство при штурме города-крепости Кюстрин. За то же самое награждены орденами Отечественной войны разных степеней и другими орденами командиры рот и взводов.

«Жаль, Бутенко нет, уж он-то порадовался бы своей награде: умел радоваться капитан!» — с грустью вспомнил парторга Гурин.

И вдруг услышал:

— Старший сержант Гурин Василий Кузьмич. Награжден орденом Красной Звезды.

«Я?.. Мне?.. За что?.. Не ослышался ли?» — удивился Гурин. Голова его была как в тумане — от неожиданности, от стыда, от радости. Ему пожимают руку, вручают коробочку с орденом, потом темно-красную книжечку — удостоверение, потом еще такую же книжечку с проездными билетами: раз в году он может бесплатно съездить в любое место Советского Союза — туда и обратно!..

«У меня орден! Я награжден орденом! — одна мысль молотком стучит в голове. — Боже мой, да правда ли это? Показать бы маме, Алешке, Танюшке!.. Бабушке, дядьям — всем-всем, всей родне: я первый, я один из всей родни награжден орденом! А потом, вечером, прийти в клуб на танцы…»

От сладкой истомы у Гурина кружилась голова, тело его было напряжено…

А война гремит… Гремит нарастающим обвалом и остервенением.

30 апреля — наши уже у рейхстага! Начали штурм, но наткнулись на сильную оборону немцев. Вечером штурм повторился — наши ворвались в рейхстаг!

1 мая. Утром радостная весть: наши водрузили Знамя Победы над рейхстагом! Ура!

Значит, все?.. Победа?..

Нет, оказывается, еще не конец: война все еще продолжалась, и рейхстаг все еще не был взят — в нем шли ожесточенные бои.

Где же проклятый Гитлер?

Днем — будто бы затишье: неужели конец? Слух пронесся: генерал Кребс перешел линию фронта — идут переговоры о перемирии.

Через час новая весть — Гитлер покончил с собой. Ура!

Наше командование заявило Кребсу: только безоговорочная капитуляция. Никаких условий. Ответа пока не поступило. Канонада притихла. Ждут. Все ждут! И вдруг вечером стрельба вспыхнула с новой силой, заработала артиллерия, авиация. Было ясно: немцы отвергли наше предложение.