Ну вот, орешек, можно считать, расколот. Андрей Смагин уличен.
Странно, меня не покидало ощущение, что я упустил из виду что-то очень важное. Снова и снова просматривал протоколы допросов, заключение экспертизы. Все правильно! И все-таки… Вот вселился какой-то зловредный червячок и точит, точит…
Под вечер, перед тем, как приступить к допросу Смагина, я решил пойти домой, отдохнуть немного на своих ставших уже привычными нарах.
Ничего с отдыхом не получилось. Ким опять забыл про свою святую обязанность водовоза — мы, трое мужчин, бросив жребий, поделили между собой на эту неделю все хозяйственные дела: на мою долю выпала уборка комнаты, Арвид обеспечивал тепло, Ким — воду.
Я позвал его со двора. По моему хмурому лицу он сразу все понял. Ойкнув, схватил ведро и, сопровождаемый верным Фронтом, кинулся к водопроводному крану в темном конце длиннющего коридора.
Но было уже поздно. Воду выключили, как обычно в это время. Горбоносый кран, издеваясь над Кимкой, лишь ехидно шипел и пускал пузыри.
Не оставаться же на ночь без воды! Пришлось мне топать к водоразборной будке за пять кварталов — щуплому парнишке не донести. Ким, заглаживая свою вину, потащился со мной, хотя я его не просил, и, держась за дужку ведра, вроде он тоже несет, расспрашивал сладким подхалимским голоском:
— Вот скажи, Витя, кто на фронте главней: танкисты или артиллеристы?
— Все главней!
Моя злость еще не улеглась; плетись теперь с ведром через полгорода, вместо того, чтобы спокойно отдыхать.
Но Ким не отставал:
— Нет, правда?
— А зачем тебе?
— Понимаешь, у нас тому классу, который первое место займет, присваивают звание танкистов. А кто второе — артиллеристов. Разве правильно? По-моему, артиллеристы важнее, раз они танки расшибают.
Ох и подмазывается, хитрец! Ведь минометчики — тоже артиллеристы.
— А лодырям у вас какое звание присваивают?
— Лодырям? — наивно хлопает глазами. — Никакое.
— Вот и напрасно! У нас в пионерском лагере…
— Еще до войны?
Глаза загорелись, приготовился слушать интересное. Погоди, будет тебе!
— Еще задолго до войны. Я был тогда пионервожатым… Так вот, у нас лодырям присваивали дворянские титулы, понял? И не просто как-нибудь: приказом начальника лагеря. Пробездельничал, пока другие работали, — получай на первый случай фон-барона. И все тебя не просто по фамилии зовут, а «ваше превосходительство». Кто второй раз отличился, тому уже «графа» навешивают: «ваше сиятельство». Ну, а архилодырь получает наследного принца, к фамилии добавка «светлейший» и величание «ваше императорское высочество».
— Ух ты! А если исправится?
— Тогда титул снимают, но не самовольно, а тоже приказом. И не сразу — по ступеням. Скажем, был графом — переводят в бароны… Вот ты, например. У нас в лагере за такой номер с водой тебя бы сделали бароном фон Лихачевым. Здорово звучит, а, ваше превосходительство? А еще раз случится — пожалуйте в графы. Граф Ким де ля Лихачев…
Молчит. Только дужку уже не просто поддерживает, для вида, а к себе подтягивает, несет.
Притащили ведро в комнату, а там Арвид. Бледный, усталый, резко обозначились скулы.
— Вода?
И жадно пить.
— Что с тобой?
Показывает глазами: Кимка!
Я услал парнишку на улицу. Он не заставил себя просить дважды, исчез вместе с Фронтом, словно их ветром сдуло.
— Ну что там случилось, Арвид?
— Старик один повесился, пришлось из петли вынимать. Неприятно.
— Самоубийство?
— Да.
— Спасли?
— Слишком долго висел. — Снова зачерпнул кружкой воду, выпил. — Много убитых на фронте видел, а стал его снимать… Бр-рр! — Тут Арвида передернуло. — Нервы слабые стали, отвык уже.
— Нет, просто на фронте смерть совсем другая.
— Может быть… Как у тебя? — спросил он, круто меняя тему разговора.
— Порядок!…
Я рассказал о результатах экспертизы.
— Хорошо, Виктор, — он стиснул мне плечи своими сильными руками, — очень хорошо! Будешь следователем по особо важным делам. Быстро распутал, быстро.
— Да там и распутывать было нечего — все как на ладони… Одно только непонятно, — поделился я с ним своими не то чтобы сомнениями, а так, психологическими нюансами. — Вот, скажем, тогда, месяц назад, когда Олеша к его девушке приставал, взял бы он и перерезал шланг. Все было бы ясно! Душевные переживания, возбуждение, прочее. Но ведь он не тогда перерезал, а лишь сейчас, месяц спустя.
— Злопамятный, мстительный. Мне такие встречались.
Читать дальше