Иван Падерин - Когда цветут камни

— Плакать и ругаться в парткоме не положено, — упрекнул ее Захар Прудников. — И не слезами надо на это отвечать. Однако наши старатели даже промеж себя хлебом поделиться не хотят. Вот, например, у твоего братца, Архиповна, три мешка сеянки…

— Что ты меня братом-то попрекаешь? — возмутилась Ковалиха. — Это его собственная мука, заработанная, своими руками заработанная. И будто он один имеет запас…

— Правильно, — согласился с ней Захар, — не один. Почитай, тонны две можно бы голодающим раздать.

— А потом как?

— Потом получим по карточкам и рассчитаемся.

— Сеянку на карточки никогда не давали и не будут давать, — повысила голос Ковалиха, но тут же сменила тон: — Да вы что, сговорились допрашивать нас?.. Ишь чего захотели! Пошли бабоньки, пошли, иначе нас тут против всех старателей восстановят.

— До свиданья, помощницы укрывателей… — бросил им вслед Захар, недобро скривив губы.

Когда женщины вышли, Фрол Максимович упрекнул Захара:

— Зря ты, Захар, так круто с ними. Это же старатели, к ним нужен мягкий подход.

— Мягкий, говоришь? А знаешь, зачем они к тебе приходили? Побить тебя хотели, росомахи, понял?

— Догадывался.

— Стало быть, догадывался, за что?

— А это у них надо спросить.

— Эх, Фрол, Фрол, беспечный ты к себе человек. Еще на той неделе я хотел сказать тебе об одном дельце…

— О чем это, Захар?

— О чем… — Захар замялся: уж очень не хотелось ему бередить рану друга. — Вот о чем… Жалко, что Ленька второпях ушел по вызову этой самой Вербы, которая повестку ему через военкомат прислала…

— Во-первых, Верба — не женщина, а мужчина, — прервал его Фрол Максимович, чувствуя, что Захар говорит не то, что у него на уме. — У меня тоже есть от него письма. Вот смотри: «Заместитель командира по политчасти гвардии подполковник Б. Верба». Борис, значит, потому, что женских имен на букву «Б» я не припомню. Во-вторых, не Верба прислал повестку Леониду, а Леонид сам добился того, чтобы его призвали в армию и направили в один из полков подшефной дивизии. Ясно? А в-третьих, говори прямо, о чем сейчас думаешь?..

— Не спится мне, Фрол Максимович. После резкой перемены погоды нога покою не дает. И вот вышел я как-то ночью, прислушался…

— Так…

— В народе поговаривают, клевету такую разносят, будто… будто это сын твой, Василий, скрывается в тайге… Сиди, сиди, Фрол, а то больше ни слова не скажу. Понимаешь, я этому веры не даю. Не хочу и не могу верить, чтобы Василий…

— Погоди, Захар, погоди… — Фрол Максимович сжал кулаки так, что хрустнули пальцы. Кулаки огромные, сухие, и Захар замолчал. Скажи еще слово, и эти кулаки стол проломят.

В молчании прошло минут пять… Казалось, Фрол Максимович каменеет на глазах. Наконец он медленно приподнял тяжелые, с сединой брови, повернул голову и, глянув в окно, сказал:

— Скоро соберутся члены бюро… Проводи заседание без меня. Скажи: захворал.

— Не поверят, — возразил Захар.

— Убеди. Мне надо самому посмотреть этот след. Сына я по лыжне узнаю.

Через полчаса Фрол Максимович был уже на той стороне долины. На заснеженном косогоре чернела среди елей и пихт его кряжистая фигура. Он шел по следу неизвестного лыжника, наклонившись, широко расставляя лыжные палки. За ним украдкой следили из окон приисковых домов, но он не знал этого и шел не оглядываясь. Василий, Василий… Через три дня ему исполнится двадцать три года. Способный был парень, радовал семью с юных лет. Особенно он любил литературу и иностранные языки.

Как-то на Громатуху приехали зарубежные инженеры. По договору они принимали участие в строительстве обогатительной фабрики. Один из этих инженеров выступил на собрании рабочих, но так коверкал русские слова, что его почти никто не понимал. И вдруг в третьем ряду поднялся Василий. Он сказал оратору что-то по-английски. Тот обрадовался:

— О, у вас есть свой прекрасный переводчик!..

После собрания старатели столпились вокруг Василия.

— Ну, ты молодец, Вася. Дал очка иностранцу, не уронил таежников в грязь лицом.

Фрол Максимович делал вид, что не очень-то ему нравится такая ранняя слава своего младшего сынка, а в душе гордился — золотая голова, ученый человек растет в шахтерской семье!.. И до ухода в армию не спускал с него глаз, следил за ним, оберегал его как зеницу ока.

Фрол Максимович помнил и то, как Василий пришел однажды из тайги с рассеченной бровью. Уходил он с друзьями, а вернулся один. Прогнали они его из своей компании. Избили и прогнали домой. А за что — никто не знал. И только много времени спустя кто-то из них проговорился: