Иван Падерин: На главном направлении [Повести и очерки]

В сказочно красивом уголке приокской земли, среди хрустальных озер, окруженных сосновыми лесами, расположился военный госпиталь. Звенящий от настоя хвои воздух настолько чист, свеж, что выздоравливающие здесь фронтовики порой забывали про войну, про гарь и чад порохового дыма. Да и сами врачи госпиталя делали все для того, чтобы больные реже вспоминали о своих ранах.

Людей надо лечить не, только уколами и аптечными снадобьями, но и вот так просто — отвлекся человек от тревожных, дум, значит, дело пошло на поправку, скорее вернется в строй.

И ничего страшного нет, рассуждал про себя начальник госпиталя Александр Александрович Сосновский, если некоторые больные самовольно уходят, как они говорят, на озеро побаловаться с удочкой или «случайно» попадают на танцевальную площадку и возвращаются оттуда после отбоя. Жизнь есть жизнь…

Однако в час приезда сюда начальника отдела кадров округа случилось непредвиденное: из офицерской палаты исчез некто Сергеев. И Александр Александрович, которого в тыловом округе знали как опытного организатора госпитального дела, готов был проклинать себя и трижды отказаться от либерализма.

Дело в том, что с начальником отдела кадров приехали направленны разных фронтов. Они будут распределять: кого в действующую армию, кого в резерв. И вот именно в этот день исчез офицер. Весь персонал госпиталя поднят на ноги. Бегают, ищут по кустам и закоулкам, а если не найдут, то придется самому писать рапорт с просьбой направить на фронт…

Да, судя по всему, беглец сумел заранее пронюхать — зачем, с какой целью приехали сюда товарищи из кадров. Хотя он мог еще рассчитывать на продолжение лечения и ему могли отсрочить выезд на фронт минимум на две-три недели, но он, вероятно, решил вообще продлить свое пребывание в тылу до конца войны.

— Товарищ начальник, он оставил только одну тетрадь, — доложила дежурная сестра офицерской палаты.

Слово «оставил» окончательно разрушило надежды Александра Александровича на благополучный исход поисков беглеца, и он растерянно спросил:

— Только тетрадь?

— Только одну тетрадь, — подтвердила сестра.

— Оставил или забыл?

— Может, и забыл. Она лежала под матрацем, в изголовье.

Александр Александрович взял в руки измызганную в клеенчатом переплете общую тетрадь. Страницы исписаны небрежным почерком, разными чернилами, карандашом, испачканы жировыми пятнами и кляксами, отдельные листки вырваны на махорочную закрутку или просто так… В общем, эту тетрадь действительно можно было забыть, как ненужную, или выбросить где-то в дороге.

И она могла быть выброшена за окно сейчас, сию минуту рукой разгневанного начальника госпиталя, но он сдержался: ведь она, эта тетрадь, как бы сама собой говорила, что ее владелец скрылся отсюда в спешке и это поможет убедить товарищей из кадров сейчас же, немедленно дать команду о задержании и послать телеграмму в тот военкомат, откуда он призван.

— Все ясно, — сказал начальник отдела кадров, выслушав Александра Александровича. — Оставьте мне тетрадь вашего беглеца и принесите историю его болезни.

И снова неприятность: история болезни офицера Сергеева тоже куда-то исчезла. Ее, вероятно, выкрал сам Сергеев. А еще через час выяснилось, что он еще вчера сумел обмануть кладовщика — получил у него свое фронтовое обмундирование, там же, в кладовой, выгладил брюки, гимнастерку, подшил подворотничок, залатал рваное голенище сапога, почистил пуговицы и ушел, сказав, что завтра его выпишут и он едет на свидание…

Какие растяпы и ротозеи! Даже учетной карточки на его имя не осталось в картотеке. Есть только запись в регистрационной книге, где графа — каким военкоматом призван и адрес семьи — оказалась незаполненной.

С полудня до позднего вечера метался Александр Александрович по госпиталю, избегая встречи с начальником отдела кадров.

Подумать только: нет ни истории болезни беглеца, ни адреса его семьи, и вообще нечего докладывать по этому поводу, кроме горестных признаний о тех безобразиях, какие за эти часы удалось обнаружить самому в своем учреждении.