Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

– Пасаремос! – пообещал Вениамин.

5-7 июля 1942 года, двести сорок восьмой – двести пятидесятый день обороны Севастополя

Покинуть колонну пленных было не половиной и даже не четвертью дела. Неясно было, куда идти, неясно было, чем питаться, неясно было, как быть дальше. В деревни соваться не стоило. Всё вокруг кишело немцами и румынами, несколько раз мы натыкались на сторожевые посты. Спасибо лету – скрывала листва. «В горы, только в горы», – повторял нам упорно Сеит. И мы уходили в горы, по почти незаметным, взбиравшимся кверху тропинкам и стёжкам. По возможности не выходя на открытые пространства и держась вблизи спасительных деревьев. Совсем других, чем те, что были на Северной стороне – голые, покореженные, израненные.

Сеит нас вел уверенно. Места ему были незнакомые, но ориентировался он неплохо, быстро соображая, где мы находимся и куда нам следует идти. Стали чаще встречаться скалы, сделалось прохладнее, в вершинах дубов и сосен негромко шумел ветерок.

Двигались мы небыстро, сил у Вардана становилось всё меньше. Четверо голодных людей были не лучшими на свете ходоками. Но в нормальных условиях, не существуй опасности вновь оказаться у немцев в руках, мы не прошли бы и этого. Ночь провели спокойно, правда тряслись от холода. От страха, как ни странно, не тряслись. Почему-то казалось, что здесь среди ночи немцы шататься не будут.

Утром нам посчастливилось вновь, совсем уж невероятно. Углубившись в густой орешник, мы наткнулись на трех мертвецов. Немецких, совсем недавних, пораненных насмерть осколками – молодого еще ефрейтора и двух рядовых постарше. Удача была не в находке покойников, нам совершенно не нужных, а в том, что нашлось при них. Просто не верилось, что такое возможно. Две винтовки и пистолет-пулемет – «МП», «машиненпистоле», не помню какой там номер. Подсумки, не полные, но не пустые, ремни, противогазы. Жалко, что съестного при них не обнаружилось, сумки, в которых фашисты таскали еду, были сняты еще до нас.

– Похоже, ребятишек гранатой загасили, – предположил резонно Мухин.

Так оно и было. Немцы преследовали кого-то, вероятно партизан. Те, убегая, швырнули гранату. Потом вернулись, сняли с фашистов продуктовые сумки, а остальное оставили, не захотели тащить с собой. Других же немцев поблизости не оказалось, покойников не подобрали, и стали они пропавшими без вести. По их бескровным рукам и лицам туда-сюда сновали муравьи. Трофеи достались нам.

Сеит, присев на корточки, отстегнул у ефрейтора фляжку. Открутил крышку, осторожно принюхался и объявил:

– Ром. Немного, но есть.

Он аккуратно вылил содержимое в стаканчик-крышку. Отпив немного, передал Мухину. Тот – Вардану. Последним пил я. Безо всякой брезгливости, не думая о том, о чем бы подумал обязательно раньше. Вот-де лежит человек, пивший из этого стаканчика вчера, касавшийся его губами, теперь уже мертвыми – ну и так далее.

Фляг при рядовых не оказалось. Кто знает, быть может, партизан было двое и третья фляга показалась им ненужной? Могли быть, впрочем, и другие причины, для нас никакого значения не имевшие.

– Живем, – сказал довольный Мухин, пересчитывая патроны. – Повоюем еще. За родину, мать, уродину.

– Зачем про мать так говоришь? – не одобрил его Вардан. – Грубый ты очень человек.

– Зато добрый. Когда поем.

Я подумал, что добрым он станет нескоро. Раздобыть еды не представлялось возможным.

При разделе оружия каждый остался доволен. Сеит взял себе винтовку, Мухин, повертев в руках «МП», тоже отдал предпочтение более привычному, пусть и немецкому оружию. Автомат с двумя десятками патронов достался мне. Я не возражал. Он был полегче, и тащить его было не так утомительно. Еще я взял себе ножик, найденный в кармане у ефрейтора. О вооружении Вардана речи не шло, нагружать его чем-либо было нельзя.

Что касается еды, то я здорово ошибся. Часа через три, еще больше углубившись в смешанный, лиственно-хвойный лес, мы обнаружили хату. Обычную беленную известью хату, мирно приютившуюся под обрывистым склоном. Я глазам своим не поверил, когда Сеит, заметивший хату первым, показал мне в ту сторону пальцем. Неподалеку журчал ручей. Следов присутствия немецко-фашистских захватчиков, пробравшихся на нашу родину в качестве ее оккупантов, поблизости не наблюдалось.

– Ну что, – сказал Мухин, потрогав затвор винтовки, – первая боевая операция?