Борис Орлов - Судьба — солдатская

— Надо стрелять Пневу. Что он выжидает? Этих же мало? — и мотнул головой на поле.

— Не кипятись, гражданин хороший, — донесся откуда-то сзади, из-за кустов, голос Егора. — Начнешь, а эти, может, тоже сейчас выедут. Вон уже моторы заводят.

Как подслушал Егор немцев. Действительно, машины, взревев моторами, поползли к дороге. Бойцы уставились на них. Петр, приложившись к пулемету, наблюдал сквозь колючие ветки малинника за шофером, крутившим то вправо, то влево баранку, — колеса пробуксовывали, и кузов водило. Не поворачиваясь, тихо бросил Семену:

— Я бью тех, на кузовах, а ты… по шоферу.

Семен не ответил.

Жирное, широкое лицо гитлеровца, ворочавшего баранку, виднелось все отчетливее. Наполненные верхом кузова покачивало — сидевшие на снопах солдаты посматривали на обоз и о чем-то говорили, посмеиваясь. Может, насмехались над тихоходным транспортом соплеменников, которые попридерживали уставших лошадей, чтобы пропустить машины перед собой.

— Эх, хлебушко-то какой! — вздохнул сбоку Момойкин и, отвязав от ремня немецкую гранату с длинной деревянной ручкой, положил ее перед собой.

Когда первая машина взбиралась, задирая капот, на насыпь дороги, Петр нажал на спуск. Четко заходили части пулемета. Вслушиваясь в его работу, Чеботарев держал его в руках, как наездник только что объезженного коня, — крепко и твердо и, ловя на мушку сыпавшихся со снопов на кузове немцев, строчил и строчил.

Стреляли три центральные группы. Первая и последняя машины вспыхнули: занялись снопы. Немцы сползали под колеса и неприцельно стреляли. Петр скрипел зубами и, выбрав цель, садил в нее по три-четыре патрона.

Там, где шел обоз, начали рваться гранаты — бросали их, чтобы, видно, разбить повозки. До машин гранатами было далековато. Но туда и не нужно было бросать, потому что минут через пять после того, как началась стрельба, они уже горели, а гитлеровцы или лежали убитыми, или прятались за трупы и колеса.

Семен приказал Петру приостановить стрельбу.

— Из винтовок добьем, — сказал он. — Патроны экономь. Мало ли что.

Чеботарев, обхватив ладонью подбородок, смотрел то на машины, то в сторону обоза, где уже орудовал Пнев: ломали повозки, добивали лошадей, рвали мешки, рассыпая зерно… Петр ликовал. Вспомнился ему отряд Морозова. Там партизаны были тоже молодцы, но воевали осторожнее, так на рожон не лезли, и успехи их были скромнее.

Стрельба еще шла, когда слева, перед первой группой, показались, вынырнув из-за поворота, две машины с немецкими солдатами. Пнев дал ракету отходить, но было уже поздно: крайняя группа, пропустив машины, открыла стрельбу. Машины враз остановились, и гитлеровцы начали прыгать из кузовов, намереваясь броситься к лесу. Вслед за крайней группой открыли стрельбу по немцам и те, против кого остановились машины.

Семен потемневшими глазами поглядывал то на машины с гитлеровцами, то на разбитый обоз, где стоял перед этим Пнев.

Петр, приподнявшись, ворочал головой, стараясь понять, что делать. Перед глазами мелькнул уползающий в можжевеловые кусты с оглядкой на Семена Егор. Что-то настораживающее вспыхнуло было в сознании Петра, но в это время он услышал голос Разведчика:

— Отхо-од!

Петр вскочил и, кинувшись за Семеном, вдруг прогорланил:

— Куда-а! Назад! Стой!

Он сам не узнал своего голоса. Так кричал он последний раз, когда полк отбивался от немцев в неравном, тяжелом бою.

И партизаны остановились. Семен, подскочив к Петру, спрашивал, в чем дело.

— Туда надо бежать, на левый фланг! — выдохнул Чеботарев. — Там же мало наших, а карателей… — И вдруг скомандовав: — За мной! — кинулся, чуть углубляясь в лес, к левому флангу. За ним еле поспевал Момойкин с коробкой дисков и винтовкой. Слышалось, как стелется за спиной шорох ломаемых кустов. «Бегут», — не оборачиваясь, думал Петр.

Выскочил он из леса на заросший вереском и тощей березкой взгорок, как раз против того места, где немцы, разобравшись в обстановке, намеревались загибать фланг, чтобы охватить ту группу. Падая, Чеботарев нажал на спуск. Прорешетив дорогу вокруг машины, упал. Машинально вдавил ножки пулемета до сошников и снова — уже прицельно — повел огонь. Вокруг посвистывали пули. Но Петр не слышал этого. Он лишь видел мушку, на которую ловил перескочивших обочину дороги, но еще не успевших проползти к лесу гитлеровцев.

С какой-то жадной страстью расстреливал Петр гитлеровцев. Напало на него дикое остервенение. Момойкин тянул его за ногу, прося отползти за укрытие. Но Петр не слышал. Только когда подполз к нему Семен и стал кричать, требуя, чтобы он чуть отполз за взгорок, а то пристрелят, Петр начал пятиться вместе с пулеметом.