Вадим Шарапов - Доля ангелов

- А... Ты что ли? Вот ведь, ни свет, ни заря... - мрачно пробормотал он, нашаривая в полупустой пачке сигарету.

- Петрович! Спишь, что ли? - Смерть, стоящая под окном прямо на клумбе, приветливо помахала ему костлявой рукой. Из-за того, что вместо лица у нее был череп, никогда нельзя было понять точно - улыбается Смерть или это просто оскал. Петрович открыл форточку и крикнул в ответ:

- Нет, едрена мать, гопак танцую! Чего блажишь-то? Весь дом перебудила уже! Попозже никак?

Смерть отчаянно замотала черепом в капюшоне и выразительным жестом провела костью большого пальца по позвонкам под нижней челюстью.

- Завал, Петрович! Время поджимает. Слушай, сбрось ключи, я в подъезд попасть не могу, у вас тут домофон новый...

Беззвучно ругнувшись, пенсионер прошаркал в коридор, вынул из замочной скважины ключ, позвенел связкой. Вернулся, долго забирался на табуретку, потом примерился и швырнул ключи вниз. Смерть ловко подхватила связку на лету острием старенькой косы.

- Вот спасибо, сейчас зайду, отдам!

- Эх! - Петрович махнул рукой в ответ и осторожно слез с табурета. Через минуту загремел дверной звонок.

Когда Семикондратов открыл дверь, Смерть невнятно ругалась, отряхивая свой черный саван, щедро перепачканный известкой.

- У вас тут что, капремонт? - скорбно спросила она, оглядывая заляпанный белилами кафель на площадке. - Поди опять молдаване?

- Да не... - Петрович поморщился. - Свои какие-то, сосед Витька привел. Да лучше бы молдаване! Уже неделю тут ковыряются.

Смерть подала ему ключи.

- Погляди, на спине сильно запачкалась?

Петрович похлопал по савану, уколовшись об торчащее ребро.

- Да нормально. Ты сегодня чего так рано-то?

Смерть задумчиво скрежетнула зубами и неопределенно пожала острыми плечами.

- Да вот... Я на четвертый этаж. Работа такая.

- Ты к Марье, что ли? - охнул Семикондратов и хлопнул себя по бедру. - Вот еть-тить его! Да ты что? Она ж вроде здоровехонька?

- Ну да, конечно, - Смерть иронически скривила челюсть. - Сколько ей лет-то? Все, пришел ее срок...

- И никак? - спросил Степан Петрович настойчиво.

- Чего ты привязался, Петрович? Знаешь же, что никак. По-твоему, мне что, в радость это? Бабка хорошая, веселая, и внуки ее любят и дети. Бодрая такая... Так ведь ей же девяносто восемь лет уже. Она ж Николая Второго помнит!

- Ну помнит, - сварливо отозвался каменщик, - дак что теперь? Я вон Никитку Хрущева помню, это куда хуже.

- Тебе, товарищ Семикондратов, ударник коммунистического труда, сколько лет? А?

- Семьдесят один по паспорту.

- Вот! - Смерть назидательно похлопала его по плечу. - И мужик ты крепкий, деревенской породы, почти даже не болеешь. Зубы целы, волосы на голове имеются. Красавец! Вот проживешь как она, тогда и сравнивай.

- Да ладно тебе... - Петрович расстроенно закурил. Смерть молча стояла перед ним и рассеянно следила за сизым табачным дымком, обвивающимся вокруг лезвия косы.

- Ну ладно, пора мне, - вдруг спохватилась она и шагнула к лестнице. Но пенсионер придержал ее за рукав.

- Ты чего?

- Слушай... Ты это... Может, отрежешь у меня немножко? А ей прибавишь? Ну так, годика два, а? Пусть бабулька до соточки дотянет, вот ей-богу! Внуки, правнуки, семейное торжество, да еще и телевидение местное, поди, приедет, журналисты... И всем весело. А тебе-то что? План по валу у тебя, что ли? Я ж от себя честно отдаю!

- Да ты с ума сошел, Семикондратов? - на мгновенье растерявшаяся Смерть тяжело оперлась на косу. - Вот так вот запросто от себя отрежешь, что ли?

- А что? - каменщик поднял густые сивые брови. - Мне не жалко, два-то годочка. И так бездельничаю, иногда хоть пропади оно все пропадом. А тут - на пользу, не на помойку выкидываю...

Смерть долго молчала, постукивая костяшкой указательного пальца по крупным крепким зубам. Несколько раз она быстро и внимательно глянула на Семикондратова, хотя по черным провалам глазниц невозможно было ничего понять.

- Ладно, Петрович, - наконец, разомкнула челюсти фигура в черном, - ладно. Как скажешь. Вот честное смертное слово: ежели бы тебе жить оставалось только два этих года - ни за что бы не согласилась. Поговорить с тобой всегда хорошо, да и опять же...

Так и не договорив, что «опять же», Смерть хмыкнула:

- Но могу тебя успокоить, проживешь ты куда дольше.

- Я и не волнуюсь, не переживай, - хохотнул Петрович. Он чувствовал, что расстройство, сдававшее где-то глубоко сердце, отступает.

- Ну, тогда давай.

- Бери.

Клацнув зубами, Смерть с неимоверной скоростью отскочила на шаг и махнула косой. Степан Петрович почувствовал, как ледяной ветер резанул по лицу, и внутри точно оборвалась тонкая серебряная струнка: прозвенела чуть-чуть и затихла, словно ее и не было. Когда он открыл глаза и глубоко вздохнул, оказалось, что он сидит на нижней ступеньке лестницы, а Смерть заботливо придерживает его за плечи.