Вадим Шарапов - Доля ангелов

- Ну слава... - генерал не успел договорить. С площади, заглушая голос и военные марши в динамиках, раздался жуткий скрежет рвущегося железа и хруст танковых гусениц, бешено разгоняющихся на асфальте.

Отлетевший стул загромыхал по трибуне, но никто на это не обратил внимания. Все смотрели вниз.

КВ-2 был страшен. Вздыбившись над смятой почти в лепешку полевой кухней, он ревел зверем - диким, раненым, рвущимся из клетки. Башня крутилась из стороны в сторону и толстый, короткий ствол пушки рвал праздничные гирлянды, подвешенные высоко, чтобы их не достал гуляющий народ, но недостаточно высоко для трехметрового стального монстра. Дизель выл, кашляя клубами сизого дыма. Перевалившись через раздавленную кухню, «Клим», не сбавляя хода, зацепил легкий танк, стоящий чуть поодаль. Тот громыхнул, спичечным коробком закрутился по площади. Люди, стоящие за ограждением, опрометью бросились в разные стороны, бросая цветы и выпуская рванувшие в небо воздушные шары. Женский визг, мужские матюги - все смешалось в кашу звуков, над которой царил рев шестисотсильного дизеля.

- Сука! - генерал бессильно вцепился в поручни трибуны, намертво сжал их, цепенея от невозможности хоть что-то исправить. - Я же говорил! Я говорил!

На площади ничего уже не осталось от стройных «коробок» пехотных частей, и даже техника испуганно рассыпалась вразнобой, как будто какой-то великан играл в «чапаева» на шахматной доске, щелчками вышибая с нее подвернувшиеся под удар шашки.

Внезапно, сшибая в сторону пустой грузовичок-«полуторку», жалобно крякнувшую деревянной дверцей, наперерез «кавэхе» вылетела «тридцатьчетверка» с белой семеркой на башне. Тормознула, лязгнув люком мехвода, за которым угадывалась темная пустота, и остановилась, нацелившись стволом пушки в сторону взбесившегося тяжелого танка.

Тот замер тоже, отъехал и будто задумался, собираясь перед броском на дерзкого соперника, посмевшего встать на пути. «Семерка» тоже скрежетнула фрикционом, провернулась на гусенице, подставляя лобовую броню.

- С площади все, все, в бога душу мать! - заорал генерал, срывая голос, пользуясь секундами тишины. - Отходите, гражданских гоните вон!

Солдаты, моряки и десантура, услышав командирский рык, привычный строить полки, тут же рассыпались сами, начали отводить народ в переулки.

Тишина кончилась разом.

«Клим Ворошилов» взревел с удесятеренной яростью, так что на гостевой трибуне все разом оглохли. Оглянувшись, генерал увидел, как охрана бегом увела заместителя Самого; как, забившись в угол, зажимает уши московский чиновник с белым от ужаса лицом, похожим на лист скомканной бумаги. Тяжелый штурмовой танк не поехал, а будто прыгнул вперед, грохнул об асфальт траками, выбивая куски камня, брызнувшие во все стороны с силой осколков. И обрушился на неподвижную «семерку».

Почти.

В последний миг та газанула, ударив двумя струями выхлопов позади себя, и чудом разминулась с «кавэхой», который все-таки сумел снести кусок заднего крыла. Визжа гусеницами, КВ-2 врезался в несчастную «полуторку», которая взлетела в воздух и, провернувшись вокруг оси, обрушилась куда-то за ограждения, где уже, к счастью, никого не было.

Две машины снова разъехались, развернулись, застыли.

Секунда - и на площадь влетел автомобиль с надписью на борту - «ППС». Взвизгнул тормозами, развернулся, оставляя за собой следы жженой резины. Пинком открылась дверь, и дребезжащий старческий голос позвал гневно:

- А ну, стоять! Барбосы! Апостолы царя небесного! Вы чего? Кто разрешил?

Вой дизелей резко оборвался, превратившись в жалобное, смущенное урчание. «Клим» и тридцатьчетверка, уже дернувшиеся было навстречу друг другу, чтобы смять, уничтожить, разбиться в таране - застыли истуканами. Генералу и полковнику, тоже боящимся шевельнуться на трибуне, показалось даже, что оба танка прижали уши и в страхе припали на животы, точно псы, чующие хозяйскую трепку.

А через площадь шел, торопился, прихрамывая, сухонький старичок в немодном, но аккуратном пиджаке, в начищенных офицерских ботинках. Опирался на тяжелую трость, и генералу, да и всем прочим, кто таращился из переулков, казалось, что небо над невысоким человеком раскрывается огромной, необъятной чашей.

Матвей Петрович, бывший командир танка, гвардии старший сержант и смотритель музея, чуть задыхаясь, подошел к железной громаде, нависающей над ним кубом башни и способной перемолоть одним поворотом гусеницы.