Иван Охлобыстин - Песни созвездия Гончих Псов (сборник)

– Это БНАМ – бетанакопитель антиматерии, миллиарды километров нанопровода, выращенного в кристалле, – сообщил он.

– Работает? – спросила Наташа.

– Нет. Нечем заряжать, – развел руками физик.

– А если бы было чем? – уточнила у него женщина.

– Мы бы услышали, какие песни поют на планетах в созведии Гончих Псов и много чего еще, – сказал он.

– Хочу услышать, заряжай, – хмельно заблажила она и сбросила одеяло на землю, оставшись абсолютно нагой.

Когда он проснулся, Наташа еще спала. Осторожно покинув кровать, Петр Николаевич схватил свои вещи и выбежал из дома. Часть пути он прошел быстрым шагом, часть пробежал. Остановился только у ограды Петровского кладбища. Ворота кладбища скреплял полупудовый замок, что, однако, не остановило физика. Он перелез через ограду и пошел узкой тропинкой, петлявшей между могил. Наконец добрался до нужного места – пустого, хоть и обгороженного решеткой участка земли. Ни креста, ни плиты, ни надписи. Петр Николаевич сел на просевший, едва заметный холмик и, переведя наконец дух, огляделся по сторонам.

– Все так же, дружище, все так же, – вслух произнес он. – Все забыли тебя, никогда здесь не было цветов. А мне, сама знаешь, – цветы не по карману. А ты была дура. Факт. Ты была дура. И я никогда не любил тебя. За это, кстати, и не любил. Большей частью. Что же я говорю?! Не слушай меня. Я не в себе. Белая горячка сейчас – мое естественное состояние. Если бы ты знала, с кем я только не общался. Черти, вампиры, оборотни, Джо Дассен был. Нудный дядька, к слову. Чего он тебе нравился? Может, руку из-под земли высунешь и за собой в корни утянешь? Фига. Ну ничего… Рано или поздно… Хотя… Чего я пришел-то. «Прощай» пришел сказать. Прощай, отличница. Ты все сделала на «пять». Как обычно. Так понимаю: и меня отпустила. Всегда хотела спасти и даже оттуда спасаешь. Да так сделала, что не откажешься. Еще одну пятерку тебе.

Неподалеку раздался кашель. Петр Николаевич быстро поднялся с земли, незаметно вытер выступившие слезы и обернулся на звук. На тропинке, петляющей сквозь кусты цветущей розалии, стоял ухоженный мужчина средних лет в светло-сером костюме.

– Лукьянов Лев, – вежливо представился он и протянул руку.

– Петр, – смущенно пожал ему руку физик.

– Так, понимаю… – Лукьянов кивнул на могилу: – Дорогой вам человек?

– Нет. Жена, – быстро ответил Петр Николаевич, но понял, что сморозил глупость, и поправился: – Разумеется – дорогой! Очень!

– А памятника нет! – заметил господин.

– Нет, – развел руками физик.

– У меня к вам есть предложение, – интригующе заявил Лукьянов и тут же оговорился: – Все за мой счет. Дело профессиональной чести!

– Не понимаю, – признался Петр Николаевич.

– Объясню! – пообещал Лев. – Видите ли, я занимаюсь похоронным бизнесом, но это для меня не только бизнес, скорее, наоборот. У меня еще есть строительная компания и партия. Кстати – никогда не подумывали о политической карьере?

– Упаси Боже! – решительно отказался физик.

– Ну и правильно! – продолжил свое повествование Лукьянов. – Помните памятник Владимиру Семеновичу Высоцкому на Ваганьковском кладбище?

– Конечно! Каждый год в день его рождения цветы туда вожу, – признался Петр Николаевич.

– Не знаю, как вам, но мне не очень нравится этот памятник. Какие-то лошади, а он к ним простынями прикручен. Вместе с гитарой. Был другой проект. Его Марина Влади предлагала – каменная плита, в которую врезался крупный метеорит. Высоцкий ведь – звезда?! Так что это была бы очень красивая архитектурная метафора! Но выбрали первый проект. А мне очень хочется реализовать такую красоту. Я в краеведческом музее выкупил метеорит, размером с микроволновку. Красноватый такой, с белыми вкраплениями. Заплатил как за японский внедорожник, но того стоит. Мрамор свой, любых оттенков.

– Простите, но я чем могу помочь? – не понял Петр Николаевич.

– Как чем? – удивился его простоте Лев. – У вас же памятника нет!

– Памятника нет, – согласился с ним физик и объяснил: – Его и не должно быть.

– Как не должно? – на этот раз растерялся уже Лукьянов.

– Вот так – не должно. Такой креатив, – начал раздражаться на навязчивого собеседника Петр Николаевич.

– Хорошо, хорошо! Я все понял! Не смею больше отвлекать! – извинился Лев и степенно растворился в благоухающих розалиях.

Йонас Хенрикасович сразу почувствовал, что в Наташе что-то изменилось. Понял по внешнему виду, по явственному запаху перегара. По мгновенно запотевшим окнам церковной лавки.