Иван Охлобыстин - Песни созвездия Гончих Псов (сборник)

– Поступил, – ответил парень, присаживаясь рядом с ним.

– Врешь? – усмехнулся Петр Николаевич.

– Вру, – вздохнул тот, – не прет мне, Петр Николаевич.

– Опять врешь, – пригубил из бутылки физик, – ты и не пытался. Мама жива?

– Жива, но два года назад папу уехала искать. Сестры со мной остались. Пока работаю на стройке, но скоро права получу и забьюсь в «дальнобойщики», – сообщил Воропаев.

– У тебя красивые сестры, – улыбнулся Петр Николаевич, – следи за ними.

– А то! – крякнул парень, – жилы тяну, чтобы не шлялись. Отличницы. Правда, у одной уж хахаль нарисовался. Вот, на днях провентилирую – чё за чел?

– Не решай за нее, пусть сама решает, – похлопал его по плечу Петр Николаевич. – И валите отсюда, ребя! Мне лучше одному думается.

– Петр Николаевич, а вы кушали сегодня? – спросил Воропаев.

– Кушал, кушал. Валите! – попросил физик.

– Может, все-таки в магаз сгоняем? – не унимался парень. – Еды, бухла возьмем и тут же свалим?!

– Бухла хорошо… – неопределенно вздохнул Петр Николаевич.

Воропаев сделал знак своим друзьям, и они во мгновение ока растворились в наступающих на город сумерках.

А сумерки быстро растворяли контуры городка, превращая все в однородную пепельную массу, сквозь которую изредка прорывались разноцветные огоньки от рекламы над строительным рынком в километре от развалин. В воздухе висел запах жженой резины. Видимо, на городской свалке жгли старые покрышки.

Петр Николаевич с трудом поднялся по частью обрушенной лестнице на крышу и сел на краю, свесив вниз ноги.

Кто-то неопределимый пристроился рядом с ним.

– Ты грызун белый или черный? – даже не поворачивая к нему головы, поинтересовался физик.

– Я вообще не грызун, я посланник цивилизации Протемс. Мне поручили вступить в контакт на предмет изучения пользы от нашего возможного сотрудничества, – просто ответил кто-то.

– Честно? – спросил физик, горько усмехнувшись.

– Это самое главное! – заверил его «посланник».

– Тогда не советую, – поделился Петр Николаевич. – Сопьетесь или совесть потеряете. Нет, конечно, есть варианты… Но лучше не рисковать.

– Благодарю вас, – действительно сердечно поблагодарил тот и добавил: – Теперь я понимаю, почему у вас такая высокая репутация в этой галактике!

Снизу раздались звуки.

– Сгинь, детей напугаешь, – попросил Петр Николаевич.

Посланник взмахнул серыми крылами и исчез. Снизу послышался голос Воропаева:

– Петр Николаевич?! Петр Николаевич, вы где?

Наталья забрала все необходимые для бухгалтерии отчетности и вышла из дома старосты. Было уже достаточно темно. Но тем не менее ей удалось разглядеть нелепо распластавшееся у порога соседнего дома тело физика.

– Ах ты ж Боже мой! – воскликнула она и бросилась на помощь.

В какое-то мгновение ей показалось, что Петр Николаевич обрел сознание и узнал ее. Но спустя секунду он опять обмяк и сполз по калитке наземь. Бедной женщине ничего не оставалось, как взвалить его на себя и на подкашивавшихся от тяжести ногах затащить его в дом.

Увиденное внутри еще больше огорчило ее. Вокруг царил хаос – сваленные в углу книги вперемешку с одеждой и обувью. Зеленого цвета раковина. Полуоборванные занавески на окнах.

Наташа положила Петра Николаевича на кровать и еще раз осмотрелась по сторонам. Она заглянула в холодильник, провела пальцем по слою многолетней пыли на комоде и отчего-то улыбнулась.

– Ну, чего там? – поинтересовался Йонас Хенрикасович у жены, осторожно, с мертвецки бледным лицом покидая туалет.

Полина, наблюдавшая из-за занавески за происходящим у дома пьющего соседа, сообщила:

– Внутрь затащила. Он в тряпки. Она… даже и не знаю, Ваня… я не узнаю ее.

– Влюбилась! – сказал староста и попросил: – Натри мне свеколки.

– Дуры бабы! – отчего-то огорчилась супруга. – Ведь все хорошо было! Такой мужчина у нее был! Выправка! Характер!

– Не суди поверхностно, – предостерег ее муж. – Любовь – сея тайна велика!

Староста знал, о чем говорил: было время, когда их, казалось бы, нерушимый союз с Полиной чуть не распался под шквалом сердечных переживаний. Шквал породил приезд в город цирка шапито, где служила артисткой оригинального жанра белокурая двадцатилетняя пигалица. Йонас Хенрикасович посетил каждое представление и однажды даже проник на территорию цирка глубокой ночью с фонариком и топором.

Позже, исповедуясь в этом безумии духовнику, староста признался, что под гнетом дьявольских искушений зачем-то загодя приготовил в гараже пустую пластиковую бочку и два мешка негашеной извести.