Иван Охлобыстин - Песни созвездия Гончих Псов (сборник)

– Приду, – ответила женщина.

– Неожиданно, – усмехнулся Петр Николаевич, – так не бывает.

– Бывает, – серьезно парировала Наташа, – у Бога все бывает.

– Это и пугает, – помедлив, сказал физик. – Тогда в семь? Вам удобно в семь?

– Удобно, – заверила женщина.

Не сообразив, что можно еще добавить, Петр Николаевич покинул лавку.

– Ты в своем уме? – раздался за спиной женщины голос старосты. – Чего творишь? Он эти розы у меня на участке надрал.

– Он мне нравится, – призналась Наташа.

– В смысле? – растерялся Йонас Хенрикасович. – Как нравится?

– Как мужчина нравится, – честно ответила она и, смутившись, опустила глаза: – Простите меня.

– Бог простит, – горько вздохнул староста. – Угробит он тебя, Наташка, и душу твою угробит.

– Пусть хоть кто-то ее толком угробит! – шепнула еле слышно женщина и принялась с особой тщательностью протирать полки с книгами.

Дома Петр Николаевич вновь обнаружил Бориса.

– Сам понимаешь! – без всякого перехода начал тот и выставил на стол бутылку водки. – Водку пить будем.

– Само собой, – ответил физик, – но домой поедешь. У меня вечером дама будет.

– Чья дама? – не понял приятель.

– Трефовая дама, смешной ты человек! – засмеялся Петр Николаевич. – Дама – это просто дама. Да – полбутылки я в свой графин перелью. Ты же меня кинул? Я чуть не сдох. Справедливо?

– Есть такое! – согласился Борис.

Ровно в намеченное время Наташа с купленным тортиком постучалась в двери дома физика. Он вышел к ней в пальто.

– Простите за внешний вид, – извинился он, пропуская ее внутрь. – Вечерний тремор хронического алкоголика.

– Ничего, ничего, – успокоила его женщина. – Нам это знакомо. Мой бывший муж тоже злоупотреблял. Правда, пока панкреатит не смирил. Но… Знакомо.

– Я чай заварил, и у меня мед есть, – проинформировал ее Петр Николаевич.

– Вы превзошли себя, – улыбнулась Наташа. – Еще немного, и вы скажете, что мы не будем пить.

– Будем, – разочаровал ее хозяин, – химия тела. Но… в полном соответствии с партикуляром – из хрустального графина, в рюмочках муранского стекла.

Петр Николаевич проводил гостью в дом, помог ей снять плащ и учтиво, жестом предложил место за столом. Для создания романтической атмосферы включил запись концерта Лори Андерсон и зажег сандаловую ароматическую палочку.

После молчаливой дегустации первой чашки чая физик выставил на стол обещанные рюмочки муранского стекла и графин с водкой.

– Надо было сообразить, – вслух задумалась женщина, – что закуски не будет. А у меня дома холодец был.

– Вы же останетесь на ночь? – неожиданно спросил Петр Николаевич.

– Останусь, – глядя ему в глаза, ответила Наташа. – Я же даже тортик купила.

– Боитесь? – разливая водку, поинтересовался физик.

– Боюсь, – честно призналась Наташа, возвращая выпавшую из-за ушка прядь волос. – Всю жизнь боюсь. Устала бояться.

– Зря. У страха и отчаяния нет границ, – заверил ее Петр Николаевич.

– Давайте уже выпьем, – серьезно попросила его женщина. – Ненавижу философию. Оправдываться – удел проигравших.

– Ваше? – заинтригованно поинтересовался физик.

– Святоотеческое, – ответила Наташа и первой опустошила рюмку.

То, что случилось потом, не подлежит художественной передаче, поскольку превосходит все искусственные образы, а документальные способы описания преследуются сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса Российской Федерации.

Был 17-й каприс Паганини, был хаос, порождающий вселенные, было пламя, пожирающее галактики, были отзвуки схлопывающихся «черных дыр», был хруст разрывающихся «белых карликов». Все это множилось многомерным пространством, рассекающим пятиметровую спальню на сотни голографических копий, сверкающих в отражении каждого полированного предмета. И во всех из них отражались Петр Николаевич и Наташа, смешанные до уровня общего физического явления.

Случайно заглянувший в спальню через форточку воробей был немедленно унесен пролетавшим мимо вороном, а тот в свою очередь сгорел, наткнувшись в темноте на обнаженный электрический провод, тянущийся от антенны на крыше старосты, отчего у того выбило по всему дому пробки и оставило его, измученного болезненными потугами, в туалете без света.

– Полина! – неистово завопил он. – У меня глаза лопнули!

Ближе к полуночи изморенные страстью Петр Николаевич и Наташа вышли, прикрываясь одеялами, во двор подышать воздухом. Петр Николаевич взял ее за руку и подвел к странной металлической конструкции в центре двора.