Муса Мураталиев - Хваткий мой

Играло на темно-серой спинке распяленной птицы, на поперечных светлых дорожках, бегущих к животу, отражалось от твёрдо-коричневого клюва, приоткрытого так, что виден был алый коготок язычка: пропадал и возникал он, пропадал и возникал – значит, птица дышала.

И уж совсем равнодушно было солнце к пёстрой тушке мёртвой курицы.

Мёртвое не согревалось, мёртвое и есть мёртвое – тушка, утратившая форму, беспорядочная куча перьев, розовая, уже без мяса кость, что высунулась из грудки.

Яркое солнце освещало всё подряд, ему было всё равно, кого и что согревать.

И муху с пурпурным брюшком, что искала удобного для себя места на мёртвой рябой курице.

Молодой тынар слышал жужжание мухи, правый глаз следил за причудливым её передвижением.

Приникнув к траве, соколик лежал неестественно для себя.

Тело утомилось, крылья одеревенели.

Сколько же всё это ещё продлится?

Глупая, бестолковая птица, похожая на фазанью самку…

Кусок её мякоти, с таким трудом вырванный им из птичьей груди, по вкусу, припомнилось, был слаще, чем фазанье мясо, и не такой жирный.

Не надо было глотать тот кусок!

Зоб-то он себе успел набить, но освободиться теперь не знает как.

Он смутно догадывался, что освободить его может лишь чья-то помощь со стороны.

Он не знал, а больше ни о чём не стоило беспокоиться.

Он сыт настолько, что не хочет даже смотреть на свежее мясо, которое лежит почти у самого клюва.

Он продержится теперь без пищи целых трое суток.

Ничего, никого он не боится.

Неведомо ему, что такое смерть?

А что такое ждать, он понимал.

Вот он и будет ждать дальше.

Больше не стоит пытаться вырваться: от таких попыток обострялась боль то на шее, то над глазом, то на щеке, или кончик хвоста сдавливала какая-то сила, или плечо саднило.

Не рвись, не двигайся, и тогда боль загадочно отступает куда-то.

Это он понял быстро.

Странный шум вдруг послышался соколёнку.

Такого шума он ни разу ещё не слышал.

Тяжело и отчётливо: туп, туп, туп.

Потом поближе: туп-туп, туп-туп, туп-туп.

Настойчивее и громче.

Предчувствие чего-то недоброго волной проходит по телу молодого сокола.

Он застывает.

Натянул плёнку правого глаза до конца, а сам превратился вслух.

Тяжёлый топот все приближался.

Стали различимы ещё и лёгкие, как дуновение ветра, шаги, словно у зайца, которого если что и выдаёт при беге, так лёгкий хруст сухих соломинок, хворостинок.

Но приближающееся существо довольно тяжёлое, под его ногами веточки ломались.

Потом послышалось скулящее взвизгивание – и тут соколёнок приоткрыл глаз!

Показалось огромное четвероногое животное, похожее на лису, только чёрное.

Животное замерло подошло прямо к сети и замерло.

Нет, соколёнок, пожалуй, не смог бы его победить.

А уж сейчас с ним, распластанным в этой непонятной паутине, зверь мог поступить, как хочет…

Но всё же, зачем прибежало сюда такое огромное животное?

Что от него надо этой "лисе? "

Туп-туп, туп-туп…

Всё ближе и ближе.

Зверь, похожий на лису, обежал вокруг соколёнка, радостно громко заскулил.

Стало быть, направлялся-то он как раз сюда, к сети.

Тяжёлые тупые звуки подошли почти вплотную к пленённой птице, и тогда похожий на лису чёрный зверь громко, отрывисто загавкал на молодого сокола.

И чувствовалось, что зверь веселится и не собирается трогать соколика.

Получалось, что он вскрикивает не для себя, для кого-то ещё.

Вон завилял черным тонким, как прут, хвостом, выглядывающим то из-за правого, то из-за левого бока.

Лаял он на молодого сокола, прижимая его грохотом своего лая к земле.

Гавкнет над правым ухом птицы – он вздрагивает всем телом, начинает кипеть, собирая злость и обиду.

Туп-туп, туп-туп, туп-туп… и в округе всё смолкло.

Молодой сокол вновь приоткрыл глаза.

Показалось: почти из-под макушки сосны нависло над ним голое лицо человека – за свою короткую жизнь соколик не раз видел двуногого – человека.

Этот сидел на каком-то огромном звере с раздутыми ноздрями, с вытянутой вперёд большущей головой.

Оба они были до такой степени крупны, что у молодого тынара зашлось сердце!

Ещё не заметят, наступят нечаянно и раздавят его!

Немедленно надо взлететь.

Тело делает все необходимое, что нужно перед полётом, напрягаются все мускулы, которые обычно поднимают птицу в воздух.

Но мягкие, тоненькие, упругие нити держат его, как и прежде.

Опять напрасно!

Сейчас великаны раздавят его!