Муса Мураталиев - Хваткий мой

Наконец и брат оказался грудь в грудь с зайчонком.

Матери важно было дать своим птенцам возможность ощутить живого зверя, пробудить в них охотничий азарт.

Соколы знают: перед ними, владыками неба и гор, беспомощна, беззащитна вся живность, копошащаяся на земле.

Пусть знают и соколята: лишь им дана сила и власть, лишь им…

В свой первый самостоятельно прожитый день молоденький сел однажды на макушку колкого куста арчи.

Очень неудобно было и непривычно: кисточки-вершинки веток покалывали хвост и брюхо, как ни старался он избегать прикасаться к кусту.

По закону пернатых ничто чужеродное не должно дотрагиваться до тебя.

Но что ж делать?

Бывает, оказывается, что надо теперь потерпеть.

Тут молоденький сходу установил равновесие.

И, не обращая внимания на лёгкие уколы в живот, поднял голову.

И опять заметил он летящего отца высоко в небе.

Тот нёс в когтях какую-то птицу и летел в сторону гнезда.

Молоденький знал, для кого отец старается – всё для того, бестолкового.

Вдруг сильно и остро захотелось свежего мяса.

Да так, что мелькнуло желание напасть на отца, отобрать птицу.

Он даже выпрямился весь, собираясь с духом.

Но отец был далеко-далеко.

И тогда соколёнок неожиданно для себя защёлкал яростно и страстно:

– "Тцок! Тцок!" – чтоб привлечь внимание к себе.

Отец, конечно, видел сидящего на можжевельнике сына, видел – и безучастно продолжал свой путь.

Полететь бы за отцом туда, в небо, показать, что нельзя, нельзя же так быстро забыть его, нельзя, ведь та птица должна быть предназначена и ему.

Рывок, он съезжает вниз, но взлететь не может.

Крылья распластались по можжевеловым веткам, падение затормозилось.

Не с каждого места взлетишь!

Он рванулся было снова, ещё раз, наконец, пособирал крылья, нахохлился и остался сидеть на прежнем месте.

Отца в небе уже не было видно…

С того самого часа, соколёнок понял, что ему жить впредь одному.

Куда прилетел, там и его дом.

Дерево подходящее выбрал, долетел, сел на такой сук, чтоб тело выдержал, да на таком удалении от ствола, чтоб при взмахе крыльям ничего не помешало.

Улетит потом с этого места и сразу забудет о нём.

По закону соколов только то и существует, что находится в поле его зрения, птицы и звери, горы и просторы, небо и земля…

На рассвете молодой тынар проснулся, распушил перья, потом встопорщил кроющие перья – дал воздуху омыть тело.

Так делали отец и мать перед утренним полётом.

Первая ночь в одиночестве оказался прохладней, чем в гнезде.

Рассветный воздух вызвал озноб, и соколик с шумом встряхнулся.

Пособирал одно за другим перья, прижал их поближе к телу.

Ловко приподняв кустик хвоста (не запачкать бы его), выстрелил за ночь застоявшимся сгустком.

И тотчас почувствовал щемящий голод: желудок был пуст.

Теперь молодой сокол мог взлететь в любой миг, даже если его потревожат глубокой ночью.

Соколёнок раз и взлетел в небо!

На этот раз ему легче было находиться в воздухе, чем на дереве, когда наваливалась вся тяжесть тела и цевки, будто прилипают его к сухой ветке.

Летал же он потом часами.

И чем дальше надо было лететь, тем больше это нравилось.

Вот и сейчас: только вспомнилась сладкая свобода полёта, как одним взмахом крыльев соколик уже оттолкнулся от сухой ветки, на которой нынче пришлось переночевать, и весь окунулся в утренний воздух.

Лёгкость переполняла молодую птицу, словно пела в горле, лапы с острыми когтями сами собой прижались к брюшку – во время полёта они отдыхают, а тяжесть тела переносится на предплечья.

Тугой струной натянулись мускулы лопаточных перьев, сошлись с обеих сторон в одной точке на спине, а это для настоящего сокола, оказалось, тоже отдых.

Соколик уже умел расслаблять в полете ту или иную часть тела.

Отдыхало туловище, когда работали крылья, а в гнезде приходилось трудиться ногам.

В мгновение ока соколик взмыл над огромным темным тополем, в шатре которого, прилетев вчера в сумерках, он остался на ночёвку.

Весело клекотал:

– "Тцок! Тцок!"

А откуда-то снизу и сбоку, из-за дерева, донёсся до него схожий клёкот.

Сделав большой круг над макушками нескольких деревьев, соколик выдвинул чуть-чуть плечевые перья правого крыла, и тотчас линия полёта изменилась, круто пошла вниз направо.

Со вчерашнего дня он ничего не ел.

Нутро протестовало, требуя свежего мяса, пусть с коготь, больше не надо.

Он тогда сможет терпеть несколько дней без пищи, но сегодня свою долю живого, свежего мяса хотел взять.