Чак Паланик - Ссудный день [litres]

У Джамала сердце сжалось от сочувствия, от почти родственной нежности к бедному карлику. Тяжелая чернильная слеза прорисовала дорожку на щеке существа, и оно проговорило, запинаясь:

– Маса Джамал? Моя полагать, вы теперь желать избавиться от фамильный дом мисс Жазафина?

Глядя в глаза Барнабасу, Джамал твердо заверил:

– До конца твоих дней фамильное поместье останется твоим домом. Я тебе обещаю.

Существо смотрело вдаль. Там, на горизонте, вырастал особняк с прилегающей к нему фермой, и над ними быстро закатывалось солнце.

Бинг поднял ко рту трубку бульбулятора, глядя поверх нее, как поверх винтовки. Поднес к чаше зажигалку и высек огонь, словно спустил курок.

Затянулся так глубоко, что сразу окосел. И выкрикнул:

– Паф! Паф! Паф! – выдыхая дым травы.

Он палил направо и налево, и налитый в бульбулятор мятный шнапс плескался по стенкам. Наконец Бинг выбрал последнюю цель и пустил на нее остатки пороха:

– Паф!

Феликс схватился обеими руками за грудь и повалился на круглый бок железной мусорки.

– Ты убил меня! – прохрипел он. – Я покойник…

Бинг протянул ему зажигалку.

– Жизнь определяет смерть, – изрек он, набивая чашу бульбулятора. – Невозможно почувствовать себя более живым иначе, чем убивая другого.

Он рассказывал Феликсу, каково было там, в тот великий день, на галерке парламента. Бинг мог говорить об этом бесконечно. Они сидели вдвоем у Феликса под окнами.

Лакомая ушла гулять, а мать Феликса была дома, вот почему он засел курить траву в переулке. Находиться с матерью один на один стало невыносимо. Она бесконечно давила ему на совесть, чтобы не объявлял пока о своей ориентации, чтобы потянул еще хотя бы годик, сидя у нее под крылышком. Еще год в Гейсии! Целый год наблюдать, как на каждом шагу воркуют голубочки, а ему нельзя даже заглядываться на телочек!

Бинг протянул бульбулятор и сказал:

– В башке не укладывается, что ты не гей…

Бингу можно было доверять. Национальный герой, один из вождей первого клана! Он собственными руками уничтожил старый режим, сверг власть слабаков, лебезящих и лгущих толпе ради завоевания ее симпатий. Это занятие раньше называлось «политикой».

Для Бинга ничто уже не могло сравниться с Ссудным днем. Вот почему он совсем сторчался – потому что однажды испытанный кайф от уничтожения ненавистной системы был более недостижим.

Принимая бульбулятор, Феликс увидел татуировку у Бинга на внутренней стороне предплечья и спросил:

– А это кто, Энди Уорхол?

– Толботт, – ответил Бинг. – Я рассказывал, что видел его, сам, своими глазами?

– Не больше миллиона раз, – глухо ответил Феликс в бульбулятор.

На руке у Бинга значилось: «В будущем у каждого будут свои пятнадцать минут под пулями».

– О да, он произнес эти слова в моем присутствии, – похвастал Бинг.

Феликс наизусть знал историю о том, как Толботт сидел, прикрученный к стулу скотчем и ремнями, голый, весь в кровище, но при этом раздавал приказы, и все их исполняли. О том, как незадолго до Ссудного дня вожди приходили к этому великому человеку на аудиенцию.

– И как ощущения? – спросил Феликс на выдохе и сделал вдох через трубку.

Шнапс забурлил, рот Феликса наполнился мятным дымом.

Оба понимали смысл этого вопроса, Бинг не раз на него отвечал. Ощущения были улетные. Убивать врагов – это круче, чем сорвать джекпот в лотерее. Это как оставить за собой самое последнее слово. Это высшая победа. Книга Толботта гласила:

Главная сила, движущая человеком, – желание доминировать и нежелание подчиняться.

И еще:

Всякий, кто отрицает это, лишь пытается вас подчинить.

Задержав дым в груди, Феликс слушал.

– И куда ты теперь? – спросил его Бинг.

Он имел в виду: к белым или к черным? То, что сам он мог вольготно сидеть в темном переулке, курить траву и дышать кошачьей мочой, было свидетельством расовой толерантности Гейсии. Блэктопия и Государство Арийское блюли чистоту крови и быстренько выслали всех людей с перевесом азиатских генов в Азию, всех евреев – в Израиль, а мексиканцы отправились в родные пенаты добровольно.

Феликс впервые об этом задумался. Он ведь ни разу не видел Бинга с мужчиной! Может, Бинг тоже натурал? Может, он тоже просто скрывается в Гейсии – там, где никого не смущает его разрез глаз? Может, ему просто неохота быть сосланным на другой континент? Если так, он отнесся бы к семейным тайнам Феликса с пониманием…