Чак Паланик - Ссудный день [litres]

Ксанакс позволял справиться с самым неприятным аспектом городской жизни. Это не голод и не предсмертные вопли в ночи. Самой худшей проблемой было одиночество.

Шаста исчезла. И Уолтер. И Хавьер. В центре города остались одни клинические психи, которых Ник старательно обходил стороной.

Вот пожалуйста, на перекрестке шныряет превосходный образчик. Совершенно голый старик с обрывками грязного скотча на запястьях и лодыжках. Тщедушное тело все в корке запекшейся крови, тощие руки и ноги иссечены мелкими порезами. Ковыляя по тротуару, старикан заметил Ника и замахал руками, вытягивая шею.

– Уолтер! – звал он, вертя головой то туда, то сюда. – Уолтер!

Ник махать в ответ не стал и быстренько смылся.

По Толботту, война между Севером и Югом не имела никакого отношения к рабству. На самом деле ее главной целью было сокращение численности ирландцев, понаехавших в северные города. Этот «молодежный бугор» следовало нейтрализовать.

Следующую коробку Ник нашел на бульваре Вудсток. Прибрал к рукам таблетки. В районе Уэстморленд, возле остова сгоревшего дома он обнаружил гору обугленной мебели. Полный шкаф шмотья на вешалках – «гуччи», «армани», «ральф лоран». Такое теперь под запретом. Еще там был пистолет; к сожалению, без патронов. И гитара. Целехонькая.

Самый худший аспект одиночества – тишина. Ник только и слышал, что шум ветра и пение птиц. Он снял рюкзак, вытащил пакет с таблетками и сунул под язык две штуки ксанакса. По рту разлилась их сладость.

Третью коробку он нашел на Норт-Ист-Миссисипи-авеню и принялся разорять содержимое.

Толботт говорил медленно, а собравшиеся вокруг увлеченно внимали.

– Погребальные ямы должны быть прямоугольные, девять метров на девяносто, три с половиной метра в глубину. – Он выдавал им инструкции, сидя привязанным к стулу. – Дно каждой необходимо проложить полиэтиленовой пленкой толщиной в шесть миллиметров и полуметровым слоем водоупорной глины.

Чтобы они не тратили силы попусту и делали все одинаково, он наказал:

– Не изобретайте колесо!

Вот уже несколько дней подвал служил чем-то вроде клуба. Штаб-квартирой. Командным центром. Сначала пришли Нэйлор и Эстебан из «Анонимных наркоманов». За ними следом потянулись другие, набранные, видимо, на таких же сборищах по всей стране.

Были они белые и черные. Насколько мог догадываться Уолтер, и натуралы, и геи. Все они примкнули к армии Толботта и ревностно следили за расстрельным списком в Интернете. Уолтер был отправлен заниматься книгой и договариваться с типографией, а эти новые люди стали свитой Толботта.

Каждый из них вышел победителем в схватке с демоном – будь то аддикция или раковая опухоль – и теперь желал еще более славных побед. Рекруты сидели у ног Толботта, а он вещал им:

Лесть вызывает привыкание. Убедите людей, что они особенные. Заверьте, что у них есть талант. Станьте опорой их самооценке. Так вы привяжете их к себе и помешаете им развиваться и раскрывать свой истинный потенциал.

Они передавали по кругу пиво и чипсы, а Толботт говорил:

Собираясь вместе, люди самовыражаются. Люди должны иметь право объединяться с теми и только с теми, кого выберут сами. Группы нельзя обязать открывать свои границы тем, кто им неугоден.

В лихорадке от множества мелких зараженных порезов, Толботт выкрикивал:

Будьте страшны. Будьте страшной угрозой, а в момент своей величайшей власти проявите милосердие. Так вы обретете народную любовь.

Он приказывал:

Представьте, что нет никакого Бога. Нет ни ада, ни рая. Есть только ваш сын и его сын, и его сын, и мир, который вы им оставите.

Если собравшиеся смеялись, если загорались от его слов, если кивали в знак согласия, Толботт щелкал пальцами, давая Уолтеру знак немедленно внести изречение в книгу. Так он тестировал свои идеи. Если идея отзывалась в сердцах, если собравшиеся начинали иллюстрировать ее собственными жизненными примерами, Толботт считал ее годной и для более широкой аудитории.

Он рассказал, что Адольф Гитлер, сидя в Ландсбергской тюрьме, был постоянно окружен соратниками и сочувствующими. В камере его шла непрерывная вечеринка. Люди приносили пиво и еду и слушали идеи, которыми Гитлер с ними великодушно делился. Те, что вызвали живой отклик, Гитлер собрал в книге – в первой версии «Майн кампф».

Следуя его примеру, Толботт вел диалог с теми, кто совершал к нему паломничество. Людям этим – Клему, Нэйлору и Бингу – он говорил: