Филип Ридли - Рассказы

Когда мне было одиннадцать лет, к нам в школу пришла бывшая узница Освенцима. Мы собрались в актовом зале, где в инвалидном кресле сидела морщинистая седая старуха. Так как мой класс вошел первым, нас и усадили в первом ряду. Директор, стоявший около старухи, улыбнулся нам и торжественно кивнул. Я понял, это важное мероприятие, потому что директор был в черном костюме. Он надевал его только при вручении наград (а еще, когда Мартина Баркера сбил пьяный водитель и нас созвали на особую молитву).

Я сидел прямо перед старухой. Она что-то шептала директору, подтягивая его к себе за лацкан пиджака. Зубы у нее были большие и желтые, как мореное дерево, а язык покрыт серым налетом. Один ее глаз был молочно-желтый — яйцо с разлитым желтком, другой — кроваво-красный. Она была в простом черном платье и толстых чулках телесного цвета.

Когда все расселись, директор сказал:

— Мальчики и девочки, сегодня нас удостоила своим присутствием миссис Хеллер. Она расскажет нам о том, что с ней случилось во время войны. Может быть, некоторые из вас кое-что и знают. Возможно, вы видели документальные фильмы по телевизору или читали об этом. Но это другое. Миссис Хеллер расскажет нам свою собственную, очень личную историю. Ужасную историю, дети. Ужасную. Но я думаю, это то, что все мы должны знать. — Он взглянул на старуху. — Миссис Хеллер, — произнес он и отступил назад.

— Я слепа, — начала миссис Хеллер, — но когда-то мои глаза видели. А видели они страшные вещи. Порой зрение может быть проклятием. Потому что вам приходится все время рассказывать людям о том, что довелось увидеть. Рассказывать им снова и снова до тех пор, пока они вам не поверят.

Она говорила, водя слепыми глазами по залу. Голос у нее был приятный и звонкий.

— Я родилась в Берлине, — начала она. — Много лет назад. Еще до того, как вы появились на свет. До того, как большинство из ваших родителей появились на свет. Мой отец был врачом. У меня были два брата. В двадцать три года я вышла замуж. Мой муж тоже был врачом. Мы очень любили друг друга. Мы жили вместе с моей матерью, отцом и двумя братьями. Мои братья женились еще раньше. У меня было двое детей. Мальчик и девочка, близнецы. Я все это говорю, чтобы вы поняли, что я потеряла. Потому что все они: моя мать, отец, мои братья, их жены, мои чудесные близнецы — все они были убиты в Освенциме.

Не знаю отчего на меня напал смех. Я прикусил верхнюю губу так сильно, что почувствовал вкус крови. Старуха продолжала свой рассказ: как ее обрили наголо, вырвали зубы, заставляли ходить голой, секли. Я все слышал, слышал это бесконечное перечисление ужасов. Но в горле у меня по-прежнему клокотал смех. Чем больше ужасных вещей она рассказывала, тем больше мне хотелось смеяться.

— Я видела одного мальчика, — сказала миссис Хеллер, и по ее морщинам поползли слезы. — Ему было одиннадцать лет. Они повесили его. Они поставили его на стул, набросили на шею петлю и выбили стул из-под ног. Он умирал целый час. А нас заставили смотреть. Он дергал ножками, губы у него посинели, глаза выкатились. Он повизгивал как щенок. Это было ужасно, дети. Ужасно.

Я засмеялся. Директор грозно посмотрел на меня. Я смеялся все громче. И чем больше я смеялся, тем больше меня разбирало. Директор шагнул ко мне.

— Что случилось? — спросила миссис Хеллер.

Директор схватил меня за волосы и поднял на ноги. Он как следует тряханул меня, надавал затрещин и велел угомониться. Но я продолжал смеяться.

Я сижу на кухне напротив Лиз. Она прижимает к глазу мокрый платок.

— Дай-ка взгляну, — предлагаю я.

— Нет, — отвечает она. — Оставь меня.

Тишина.

— Я не хотел… — начинаю я.

— Ты именно этого и хотел, — перебивает она. — Ты об этом думал. Я знаю, "я должен ударить ее, — думал ты. — Наказать ее. Нужно преподать ей урок. Девчонку надо образумить".

— Хочешь сказать, ты этого не заслужила? — спрашиваю я, и меня вновь охватывает гнев. — Скотина! Я бы тебя убил!

— Ну так давай! — кричит она. Отнимает платок от глаза. Веко распухло, глаз покраснел. Под ним уже расплывается синяк. — Ты этого хочешь?! Давай, убивай меня!

Она уходит из кухни в спальню. Я слышу, как хлопнула дверь и взвизгнули пружины кровати.

Мы с Лиз живем вместе пять лет. Мы познакомились в университете. Все говорили: идеальная пара. И я тоже так думал. До сегодняшнего дня, когда, вернувшись раньше времени после уик-энда в Брайтоне, я открыл входную дверь, вошел в гостиную, бросил портфель на диван и услышал шум в спальне.