Филип Ридли - Рассказы

— Наверное, — сказал я.

Отец приготовил поесть, и я отнес маме поднос. Я поставил его на тумбочку и сказал ей, чтобы она поела, пока не остыло. Она что-то пробормотала.

— Что, мама? — спросил я.

— Он горел, — произнесла она.

Когда я вернулся от миссис Хеллер, отец спросил меня, как все прошло. Я сказал, что все прошло прекрасно и она приняла мои извинения. Он спросил, что у нее за квартира, и я ответил, что там было темно и плохо пахло.

— Ты сказал ей про маму? — спросил он.

— Я же тебе говорил, — ответил я. — Мама тут ни при чем.

Ночью мне приснилось, что я кошка на руках у миссис Хеллер. Я лежал, свернувшись клубочком, и она кормила меня арахисом. "Этот мальчик злой, — сказала она мне. — Я знаю. Страдания обостряют чутье на зло. Я могу почуять зло где угодно. Этот мальчик злой".

Помню, я думал: что случится, если она обнаружит, что это не ее кошка, а я, Лэмберт Стэмп, злой мальчик, мальчик, который не принимает всерьез ее страданий?

Утром за завтраком отец спросил:

— Что ты будешь сегодня делать?

— Не знаю, — ответил я.

— Только не запускай учебу, — сказал он.

— Ладно, — ответил я.

— Ты умный парень, Лэмб. Все так говорят. Я хочу, чтобы ты учился как следует. Сдал экзамены, поступил в университет…

— Папа, до этого еще сколько лет.

— Время пройдет быстрее, чем тебе кажется, — сказал он. — Вот увидишь. — Твоя мама хотела, чтобы ты стал учителем.

— Зачем ты ее всегда припутываешь?

— Я не собираюсь ее забывать, если ты это имеешь в виду.

— Я имею в виду не это. Но ты без конца о ней говоришь. Это не поможет.

— Не поможет чему?

— Ничему, — сказал я.

Отец встал, надел пиджак.

— Ты странный мальчик, Лэмб, — сказал он. — Иногда я тебя совсем не понимаю. Ты как будто совсем не скучаешь по маме. Ты даже не заплакал ни разу. Ты ведь так ее любил. А теперь… ведешь себя так, словно ее и не было. — Он взял портфель и посмотрел на меня. — Иногда ты меня пугаешь.

Через несколько недель после пожара мама исчезла. Это было в субботу утром. Она пошла за покупками в соседний магазин и не вернулась. Мы с отцом сели в машину и отправились ее искать.

— Это уже переходит все границы, — раздраженно сказал отец. — Ей надо взять себя в руки. С меня достаточно.

Отец позвонил в полицию. Они сказали, что ничего не могут поделать: она отсутствует совсем недолго. Отец объяснил, что после пожара она странно себя ведет. Полицейский спросил, не пострадала ли она во время пожара.

— Нет, — сказал отец. — Но она его видела.

Вечером мама вернулась. Она целый день бродила по улицам.

— Мы безумно волновались, — сказал отец.

— Прости, — ответила мама.

— Куда ты ходила?

— Да никуда. Просто гуляла.

— Я звонил в полицию.

— Зачем?

— Потому что думал, с тобой что-то стряслось! — Он обхватил ее за плечи, крепко сжал. — Выбрось все это из головы! — закричал он. — Ты меня слышишь?

— Он горел, — сказала мама. — Я только это и вижу. Он сгорел дотла и кричал. Ярко-розовый рот с блестящими зубами. Кричал и кричал. Я вижу его, когда закрываю глаза. Он снится мне по ночам. От этого никуда не деться.

— Но ты же не пострадала! — крикнул отец и встряхнул ее. — Ну почему я не могу тебе это вдолбить? Ты выжила! С тобой ничего не случилось!

— Я знаю, — сказала мама.

— Как же тебе не стыдно так себя вести? Ведь ты видишь по телевизору людей, которые были обезображены. Изуродованы на всю жизнь. А матери, потерявшие сыновей? Тебе не стыдно так себя вести, когда они держатся с таким мужеством?

— Да, — тихо сказала мама, — но это ничего не меняет.

— Чего не меняет?

— Того, как он кричал.

Я стучу в дверь спальни.

— Лиз, — говорю я. — Выходи. Пожалуйста. Нам нужно поговорить. Я иду на кухню и ставлю чайник. Я все думаю, — было бы лучше, если бы я ничего не знал? Предположим, я провел бы выходные в Брайтоне. Предположим, не вернулся раньше времени домой. Предположим, не застал ее в постели, обхватившую ногами другого — этого мальчишку. Должно быть, я выглядел идиотом. Я так и застыл на месте с открытым ртом, уставясь на них. Помнится, мне хотелось закричать. Незнакомец наспех оделся и бросился мимо меня вон из квартиры. Ему было лет девятнадцать. У него были густые светлые волосы.

Я помню, как Лиз встала с постели, тело ее блестело от пота. Она надела ночную рубашку, прошла мимо меня на кухню. Я пошел за ней, и какое-то время мы молча сидели за столом. На столе лежал недоеденный бутерброд. Я стал катать хлебные крошки.