Филип Ридли: Рассказы

— Можно я возьму? Оставлю себе?

— О, конечно же, — она обняла меня, поцеловала. — Конечно, Клауд. Видишь, как сильно он тебя любил! Видишь, как он смотрит на тебя и улыбается.

— Да, — подтвердил я, — вижу.

На следующий день, как мы и договаривались, я пришел в секретное место у канала. Верди уже ждал меня. Он предложил мне сесть рядом. Он обнял меня за плечи, поцеловал в макушку и спросил: — Ну что, принес?

— Да, — я протянул ему фотографию. — Это снимали на пасху. Примерно за месяц до его смерти. Это я, я тогда еще не постригся. Узнаешь меня?

Верди кивнул. Он молча смотрел на снимок, его руки дрожали. Я спросил его, что случилось. Он помотал головой и сжал меня крепче, стиснул до боли, так что в легких не осталось воздуха. Казалось, он хочет втиснуть меня в свое тело, сделать меня его частью.

— Верди! — захрипел я. — Отпусти!

Он плакал — безнадежные, отчаянные всхлипы сотрясали его тело. Потом с воплем, столь громким, что птицы взлетели с деревьев, он рухнул на траву. Снимок смялся в его ладони.

— Верди, — взмолился я. — Не плачь, Верди.

Постепенно ему удалось унять слезы, но это происходило очень медленно, и когда он пришел в себя, солнце уже садилось, и по небу тянулись красные полосы. Он вытер испачканные травой губы и улыбнулся.

— Я теперь такой популярный, — похвастался я. — Все мои одноклассники теперь хотят со мной дружить. Это из-за тебя, Верди. Из-за тебя.

Он поцеловал меня в щеку, разгладил фотографию на груди, положил в карман пиджака и встал. Взглянул на меня и погладил по голове.

— Завтра встретимся? — спросил я.

— Скорей всего, нет.

— О, нет, Верди. — Я вскочил и вцепился в него. — Верди, не уходи!

Он отстранил меня, посмотрел мне в глаза.

— То, что ты не сможешь меня видеть, не означает, что меня нет рядом, Клауд. Ты теперь популярный человек. Тебя все любят. Это редкий дар. А сейчас мне пора идти. Не ходи за мной. И спасибо за фотографию.

Я смотрел, как он уходит. Он даже не обернулся. Я просидел один у канала еще больше часа.

Дома я сразу же побежал в свою комнату, упал на кровать. Вскоре пришла мама. Она села на краешек постели, погладила меня по спине.

— Не горюй, — сказала она. — Человек не может исчезнуть совсем. Он по-прежнему с нами. Тебе повезло, что ты знал его. Только не забудь то, чему он тебя учил, и он навсегда останется с тобой. Ничего не проходит бесследно.

Я никогда не слышал, чтобы она говорила так радостно и уверенно. Я сел, взглянул на нее. У нее было решительное выражение лица.

— Давай, — продолжала она, — пришло время разобрать его одежду. Помоги мне. Пора это сделать.

Мы пошли в ее комнату, открыли папин шкаф. Один за другим она перекладывала его костюмы и пиджаки на кровать. Осторожно мы обшаривали карманы — автобусные билеты, надкусанные конфеты, клочья пуха.

Отдельно она откладывала вещи на выброс, отдельно те, что когда-нибудь могут пригодиться мне.

В шкафу остался только один пиджак. Я достал его, расправил на коленях. В нагрудном кармашке я обнаружил фотографию. Взглянул на нее, и сердце мое замерло.

— Что там? — спросила мама, запихивая ненужные вещи в старый чемодан.

— Ничего, — я быстро засунул фотографию в карман. — Совсем ничего.

Мама подошла и поцеловала меня.

— Я люблю тебя, Клауд. Правда.

— Да, — произнес я. — Я тоже тебя люблю.

Ночью в постели я смотрел на фотографию Верди, которую обнаружил в отцовском кармане. Я изучал каждую деталь снимка — Верди сидит на камне в секретном месте, пиджак наброшен на плечи, светлые волосы сверкают на солнце. Но что-то в нем было необычное. Что-то, что я не сразу уловил. Только потом я понял: он был счастлив. Его улыбка казалась такой счастливой, что у меня снова зашевелились пауки в желудке. Я никогда не видел его счастливым. Эта улыбка изменила его лицо: сделала его молодым, ярким, настоящим. Внизу фотографии виднелась тень: мой отец, стоявший спиной к солнцу, делал снимок. Я долго вглядывался в эту тень.