Генри Миллер - Книга о друзьях

Почему-то эта процедура напомнила Райхелю о днях, проведенных им во французском лагере для интернированных. (Ему пришлось бежать из Германии, поскольку его обвиняли в укрывательстве драматурга-коммуниста Эрнста Толлера.) В общем, в лагере, когда порции становились совсем скудными или вовсе не выдавались, он надевал передник и притворялся официантом, подходил к каждому заключенному и спрашивал, чего тот желает. (Предварительно он выдавал воображаемый список блюд, от которого у всех рты наполнялись слюной.) Райхель изобразил нам некоторые тогдашние свои ужимки — как и Фред, он был прирожденным клоуном, и нам очень нравились его представления. После этого он заговорил о своей дружбе с Полом Клее, художником, в подражании которому его всегда обвиняли. Но те, кто был хорошо знаком с работами обоих, никогда бы не позволили себе таких утверждений. Тем не менее Райхелю доставляло удовольствие рассказывать нам в своей неповторимой манере (мешая английский, французский и немецкий), сколько у них двоих было общего. Если верить ему, они были прямо-таки братьями. Насколько я помню, много лет спустя Райхель рассказал нам, что они не только одинаково мыслили и рисовали, но оба играли на скрипке и, кроме того, влюбились в двух сестер.

— Как по-вашему, мы могли в такой ситуации рисовать по-разному? — добавлял он. — Да мы были просто близнецами.

Случилось так, что прямо подо мной жила девушка, тоже художница, которая страстно восхищалась живописью Райхеля, а тот в свою очередь испытывал некоторые чувства к этой девушке. Короче, они состояли в тайной любовной связи. Девушка была не только ангельски хороша и очень чувственна, но еще и весьма эксцентрична. Она предпочитала находиться в компании мужчин, а не женщин.

Однажды вечером она пригласила к себе не то пятнадцать, не то даже двадцать знакомых мужчин на маленький банкет. В добавление к богатому выбору вина она выставила на стол коньяк, «Шартрез» и всякую прочую выпивку. Ужин проходил прекрасно, пока Райхель не хлебнул лишнего, что неизменно превращало его в невыносимо вздорного и задиристого типа. Райхель всегда подозревал меня в грязных намерениях по отношению к его девице, и, честно говоря, это было не так уж далеко от истины. И поэтому в грубой немецкой манере он понес несусветную чушь. Ткнув пальцем в одну из самых известных своих акварелей, висящую на стене, он заявил, что она для него ничего не значит и что он может так же легко уничтожить ее, как и создал. По какой-то необъяснимой причине я тоже пребывал в дьявольски задиристом настроении и поэтому начал дразнить его. В конце концов, поднявшись из-за стола, я прошел к обсуждаемой картине, положил на нее руку и предложил ему уничтожить ее перед всеми. Я действительно верил, что он на это способен, но, к моему удивлению, он отказался и, схватив полный стакан вина, метнул его в противоположную стену. После этого наша хозяйка не на шутку встревожилась. Райхель, публично униженный, потребовал еще более крепкого питья и разразился бранью.

Тогда несколько гостей-французов поспешили уйти. Вскоре все уже прощались и один за другим исчезали за дверью. Я остался с нашей хозяюшкой один. Я видел, что она пьяна, и не хотел потом отвечать за то, что может случиться, поэтому быстро распрощался к ней и поднялся к себе. Теперь молодая особа была не просто возмущена провалом вечеринки, но еще и лично оскорблена. Когда я начал подниматься по лестнице, она схватила несколько пустых стаканов и принялась швырять их в меня. Я продолжал подниматься не оборачиваясь. Это ее совсем уж взбесило — в меня полетели десятки стаканов, разбиваясь о каменные ступеньки.

Затем почти на целый час восстановилась тишина. Я лег спать. Вдруг я услышал, что девица зовет меня по имени. Я открыл дверь и обнаружил ее внизу, она собиралась подниматься ко мне.

— Тут все в битом стекле! — крикнул я.

— Плевать, — был ответ.

Она поднялась ко мне прямо по стеклу, босиком. Ноги ее кровоточили. Разумеется, я обмыл ее ступни и приложил все усилия, чтобы остановить кровотечение. Она все еще была мрачна.

— Что на вас нашло? — спросил я.

— Это все вы! — ответила она. — Это вы подстрекали Райхеля! Вы же знаете, что он меня любит, вы это специально…

С этим я поспорить никак не мог. Все, что я мог сделать в этой ситуации, так это перевязать ей ноги и пригласить ее разделить со мной постель.

Да воспримет добрый читатель весь этот рассказ о битом стекле как прелюдию к рождественской пассакалии, которую я собираюсь сейчас продолжить…