Лайонел Шрайвер - Другая жизнь (So Much for That)

Неужели им необходимо приезжать в одно и то же время, он представлял, как они опять спорят за столом, кто меньше съел. Он едва сдерживался, когда Руби демонстративно клала на тарелку одну куриную ножку, тогда как ее упитанная сестра брала две. Деб постоянно сокрушается, что у Глинис совсем нет аппетита, и Шеп, чтобы окончательно не выйти из себя, заявил, что маленькие порции необходимы не для того, чтобы указать на ее превосходство, а продиктованы заботой о Глинис и строгим контролем потребляемых калорий, поскольку голод может убить ее, если этого не сделает рак. Он постоянно нервничал, что свояченицы задержатся у них дольше и тогда его нервы точно не выдержат.

Тогда он даже предположить не мог, что вскоре его будет беспокоить обратное: после наплыва посетителей в больницу никто, в том числе и сестры Глинис, не захотел увидеть ее вновь.

Да, сестры иногда звонили, но все реже и реже, что наводило на мысль, что это напрямую связано с тем, что выздоровление Глинис откладывается. Правда, Хэтти звонила ежедневно, причем в строго определенное время, в 10:00, по ее звонкам можно было сверять часы.

В конце сентября, во время их стандартного пятнадцатиминутного разговора, Глинис была, как никогда, молчалива и угрюма, а вскоре передала трубку Шепу:

– Мама хочет с тобой поговорить. Прошу!

– Шеппи? – послышался голос Хэтти.

Он больше подошел бы одному из ее учеников-первоклассников, у которого отобрали леденец, чем семидесятидвухлетней бывшей учительнице. При личной встрече она имела привычку хватать его за локоть или обвивать руками плечи, в разговоре по телефону она выражала свои эмоции своеобразными интонациями. «Шеппи» – это обращение к идеальному зятю (читай, к тому прекрасному человеку, согласному за все платить) раз и навсегда вбило клин между ним и Глинис.

– Я с таким трудом пыталась объяснить Глинис, что стараюсь поддержать ее в столь сложный период ее жизни. Но она такая резкая! Я знаю, она тяжело больна, стараюсь делать скидку на это, но… – Хэтти захлюпала носом. – Сейчас она была так жестока!

– Хэтти, вы же понимаете, что она не имела в виду ничего дурного. – Глинис, разумеется, именно это и имела в виду. Она всегда говорила то, что хотела сказать, и даже больше.

– Прошу прощения, но я должна задать этот вопрос… – Она опять зашмыгала носом, и Шеп представил, как она вытаскивает из кармана домашнего халата тряпочку. – Глинис хочет, чтобы я звонила? Она хочет вообще со мной разговаривать? По ее поведению этого не скажешь! Я не буду навязываться, если это никому не надо!

Когда он положил трубку, Глинис охватил приступ гнева, симптомы которого он знал наизусть.

– Она постоянно вытягивает из меня жилы… Ей постоянно что-то от меня надо, но у меня этого нет! У меня никогда этого не было, и уж сейчас тем более! Она не ради меня звонит; она звонит ради себя! Моя миссия заключается в том, чтобы снова и снова убеждать ее, какая она чудесная мать, хотя это совсем не так, и я не буду, я не могу! Она ждет, что я буду развлекать ее и успокаивать, заполнять рассказами ее свободное время, когда ей нечем заняться, и так изо дня в день, просто возмутительно! Она просто бездонная бочка, ей-богу! И это сейчас, когда, возможно, впервые в жизни мне нужна мать! Не новые проблемы или требования, а настоящая мать!

К счастью, столь бурные эмоции вскоре вымотали Глинис, и она уснула на диване в кухне. Хорошо, что она не стала расспрашивать его о просьбе Хэтти, поскольку у него не было никакого желания начинать этот разговор.

Удалившись с телефоном в глубь дома, он принялся убеждать Хэтти звонить, как прежде. Не терять присутствия духа и относиться к грубостям дочери как одному из проявлений болезни, не обращать внимания на оскорбления и замечания и постараться не реагировать. Обратиться к зрелости, которую она, безусловно, приобрела к семидесяти двум годам. Вопрос, кто кому нужнее, всегда был камнем преткновения в их отношениях. Но ведь ответ очевиден: они нужны друг другу. Глинис терпеть не могла эти звонки и всячески старалась их избегать. Но если в десять часов не звонил телефон, чувствовала себя брошенной.

Неужели? Хэтти, может, и хотела быть рядом с Глинис и поддержать дочь, но ее здесь не было. Со времени их визита в Элмсфорд в марте даже мать не приехала навестить Глинис. Ни разу. Невероятно.

Кузены и кузины Глинис, племянники и племянницы, соседи (кроме неутомимой Нэнси), а также многочисленные друзья звонили все реже, и разговоры были все короче. Навещали ее они от случая к случаю и старались провести с Глинис все меньше времени.