Марк Мейсон: Ловушка для простака

Седьмая неделя

Удивительно, что могут сделать всего два слова. Началась новая неделя. Вечером в понедельник мы с Керсти сидели перед телевизором на почтительном расстоянии друг от друга, уныло ковыряя безвкусное куриное рагу, разогретое в микроволновке. Фильм был не лучше ужина. Атмосфера оставалась напряженной: Керсти все еще была обижена за то, что случилось в «Савое». Держалась она холодно и подчеркнуто вежливо. Понять ее было нетрудно. Мое дикое поведение явно заставило ее усомниться в том, что я готов к браку.Она отложила вилку и вздохнула. Я оторвался от тарелки и увидел, что она пристально смотрит на меня. Выражение ее лица говорило о том, что она задумала нечто важное. Я сразу понял, что это не имеет отношения к выплате закладной, новой работе и отчислениям в пенсионный фонд. Это явно имело самое непосредственное отношение ко мне. И хотя я еще не знал, что меня ожидает, мое сердце забилось от радости: Керсти показывала мне, что я ей не безразличен.Она произнесла всего два слова:– «Кровавая Мэри».Я просиял. Эти слова означали, что я прощен. Керсти готовит «Кровавую Мэри» лучше всех на свете. Сама по себе «Кровавая Мэри» была для обычного вечера событием из ряда вон выходящим. И если Керсти сменила гнев на милость, за этим предложением явно стояло нечто большее. Керсти понимала это не хуже меня. Прежде чем я успел открыть рот, она добавила:– При одном условии.– Каком именно?– Массаж ступней.Мы оба засмеялись. Я был согласен на любые условия. Куриное рагу было забыто, водка и массаж сделали свое дело, и я понял, что у меня нет никого ближе и дороже, чем Керсти. Самым чудесным в ссоре является примирение и т. д. и т. п. Далеко за полночь, слушая ровное дыхание спящей Керсти, я вспомнил про баллы, и полнота моего счастья была несколько нарушена. Зачем она подвергает наше будущее таким испытаниям? Неужели мало такого вечера, как этот, чтобы понять – нам суждено быть вместе. При чем тут наволочки или ложки в раковине! Но заводить этот разговор вновь было бессмысленно. Каждый мой шаг оценивался. Я прижался к Керсти и провалился в сон.Во вторник позвонил Алан и спросил, не передумал ли я встретиться с Дэнни. Тот объявился пару дней спустя и рассказывать, где он был, не пожелал. Невзирая ни на что, я согласился на встречу. Учитывая инцидент с украденным пивом, было решено, что мы снова увидимся в парке. Мой подопечный был лишен права пребывания в городских кварталах.Отказаться я не мог. Я невольно беспокоился за Дэнни, хотя чувствовал, что он этого не заслуживает. Алан отнесся к этому с пониманием.– Да, еще кое-что, – добавил он, – помнишь, я говорил о летних занятиях? Я прихватил прошлогодний учебный план. Загляни в него. Может, тебе удастся уговорить Дэнни ходить туда.– Попробую. Хотя сомневаюсь, что у меня что-нибудь выйдет.– Надо хотя бы попытаться, – устало сказал он.В среду на улице было настоящее пекло, и народу в парке набралось полным-полно. Громко шаркая кроссовками по гравию, Дэнни молчал как рыба. Потом он подцепил носком круглый голыш и начал подбрасывать ere ногой. Он усмехался, явно желая напомнить мне, что тягаться с ним в ловкости я не могу. Я по-ребячески вспылил, умом понимая, что его издевательство лучше, чем безразличие.Раз он это делает, значит, относится ко мне иначе, чем к остальным взрослым, которые тщетно пытались до него достучаться. Я не обращал внимания на его насмешки и был страшно доволен собой. Хотя гордость за то, что тебе удалось преодолеть ребячество, тоже ребячество.Впрочем, пусть об этом рассуждают философы. Мне нужно было сдвинуть дело с мертвой точки, выяснить, где он пропадал, и убедить его ходить на эти проклятые занятия. Все мои попытки завести разговор о том, где он был, натыкались на гробовое молчание. Я решил сменить тему и протянул ему учебный план.– Подумал насчет занятий? – спросил я. Дэнни покосился на свернутый в трубочкуплан, которым я настойчиво постукивал его по руке. Я был уверен, что, если он возьмет план в руки, он обязательно заглянет в него, хотя бы ради того, чтобы поиздеваться над тем, что там написано. И я не ошибся.– «География: основные виды горных пород». Какая чушь! – Он швырнул бумаги в траву и зашагал дальше. – На фиг мне это надо? Ты меня уже достал. Перебьюсь без школы.Я подобрал план и на ходу пролистал его. Алгебра, Периодическая таблица, история восемнадцатого века... В глубине души я был согласен с Дэнни. Я отлично помнил, как в тринадцать лет я один за другим штудировал бессмысленные учебники, заучивал уйму ненужных сведений и забывал их через минуту после экзамена.– По большому счету ты прав, – сказал я. – В сущности это действительно потеря времени. Двадцать лет назад я сам прошел через это, и с тех пор все это не понадобилось мне ни разу в жизни.Он недоверчиво поднял глаза. Кажется, он удивился. Без сомнений, в его жизни я был первым взрослым, который сказал об этом прямо.– Тогда зачем ты ко мне привязался?– Затем, что правила, даже дурацкие, не перестают быть правилами. Ты понимаешь, что это потеря времени, я понимаю, что это потеря времени, и даже те, кто устанавливает эти правила, знают, что это потеря времени, но если ты не сделаешь то, что требуется, ты окажешься в полной заднице. Если ты не примешь эти правила, Дэнни, впереди у тебя сплошное дерьмо. Это глупо, но тут ничего не поделаешь. Все это нужно для твоего же блага.Господи, все-таки я не удержался. Более избитых фраз при общении с детьми, чем «это для твоего же блага» и «мне от этого гораздо больнее, чем тебе», я не слышал. Но мне было наплевать. Куда больше меня выводило из себя то, что я не могу достучаться до Дэнни. Он просто не слушал меня.– Я же сказал, – заявил он таким тоном, словно проблемы были у меня, а не у него, – обойдусьбез школы. И без твоих «правил». У меня свои правила. Поживи как я, и у тебя будут другие правила.Я не мог разорвать порочный круг. Выпытывать, где он был на прошлой неделе, тоже было бессмысленно. Нагоняи и нотации его не трогали. Все ровесники Дэнни бывают строптивы, но он переступил куда более опасную черту. И требовал особенно осторожного обращения. Стоит капельку переборщить, и я попросту столкну его в пропасть.Рядом с воротами парка я увидел ларек.– До смерти хочу мороженого, – сказал я. – Ты как?– Может, лучше в паб?– Нет, не лучше, – ответил я, немного покривив душой. – Так будешь мороженое или нет?Нет ребенка, который не любит мороженое. Ненавидя себя за то, что он похож на всех остальных, Дэнни не устоял перед соблазном.– Ну, купи, если хочешь.У меня появился шанс одержать крохотную победу.– Нет уж, – ровным голосом сказал я. – Я куплю его, если этого хочешь ты. Ты не обязан есть мороженое потому, что его ем я. Если не хочешь, скажи «нет». Так ты хочешь мороженое?Как трудно ему было уступать! Но стояла такая жара, что в конце концов он неохотно выдавил:– Да.Он не сказал «пожалуйста», но это меня не трогало. Я победил, и это знали мы оба. На мгновение я заставил его стать обычным ребенком и попросить мороженое. Борьба привела к тому, что между нами протянулась тоненькая ниточка, и это дало мне слабую надежду. Он изо всех сил возводил вокруг себя барьер, не подпуская к себе никого из взрослых. Я хотел помешать этому.– Ну и отрава, – сказал он, откусив кусочек. К сожалению, он был прав. Мороженое былопрепаршивое, неестественно белого цвета, с синтетическим привкусом. Стоило это барахло полтора фунта за порцию. За исключением шоколадной глазури оно было абсолютно несъедобным. Но я промолчал, понимая, что, если буду держать рот на замке, Дэнни постарается отомстить за мою победу, а значит, продолжит разговор.– Настоящая отрава, – повторил он. – Мороженое на пляже в сто раз вкуснее.Ага, попался.– Ты ходишь на пляж с мамой? Разумеется, нет. Он поддался на провокацию.– Еще не хватало!– Значит, один?Я затаил дыхание. Только бы не спугнуть его. Но он ничего не ответил. Бросить в воду еще один камешек?– Ясно. Значит, ты ходишь туда один.Это сработало.– Может быть, я знаю кое-кого, кто живет рядом с пляжем.Давай же, Сэм, подзадорь его еще чуточку! Только осторожно.– Вот как? У тебя есть друзья на взморье? Любопытно. Наверняка малышня вроде тебя, – сказал я небрежно, не глядя в его сторону. Если бы я спросил его в лоб, он бы мигом залез в свою раковину. – Я угадал? Какие-нибудь пацаны твоих лет? – продолжал я подначивать его.Дэнни фыркнул.– При случае расскажу это Пауку, – с этими словами он откусил огромный кусок мороженого. – Черт, какая гадость! – Он швырнул мороженое в траву и, замолчав, остановился. Над мороженым закружились осы. Я понял, что разговор окончен. Атмосфера слишком накалилась. Дэнни опять замкнулся, и я чувствовал, что больше мне из него ничего не вытянуть. Он нечаянно проговорился, но сказанного было мало, чтобы что-то предпринять. Теперь я знал, что здесь замешан некто по имени Паук и что он живет на побережье, но не более того.Впрочем, это было уже кое-что. Оказалось, я тоже могу задеть Дэнни. До сих пор ему это удавалось лучше меня. Этому самоуверенному юнцу кажется, что он всё знает. Но он просто не представляет, чем это может кончиться. При этом ему мои слова были как об стенку горох. И это выводило меня из себя.Стоп. Разве со мной не то же самое? Я имею в виду баллы. А ведь Керсти наверняка хочет показать мне, что я знаю не всё. Она пытается добиться от меня того же, чего я добиваюсь от Дэнни.Внезапно я понял, что таким образом она заставляет меня работать над нашими отношениями. Раньше я считал, что такая работа необходима, если у людей что-то не ладится. Но я был неправ. Это должны делать все, даже если не бьют тарелки и не заходятся от крика. Я рассуждал примерно так: я люблю Керсти, Керсти любит меня – что еще нужно? Наши отношения – миска черешни, и мы вдвоем наслаждаемся ею. На самом деле всё не так просто. Похоже, именно это хотела сказать мне Керсти. Как только вы пускаете дело на самотек, отношения начинают портиться. Она заставила меня зарабатывать баллы, чтобы я не забывал об этом. Многое из того, что я делал теперь, раньше даже не приходило мне в голову. И дело не в том, что Керсти не нужен муж, который не знает, что у наволочки есть клапан. Но то, что я это заметил (хоть и с помощью Аманды), говорило о том, что я работаю над нашими отношениями. И Керсти видит и ценит это. Выправить клапан, промолчать, когда начинаются спортивные новости, сделать тысячу других мелочей, которые сами по себе не так уж важны, – всеэто означает стремление двигаться вперед. Любовь – это не только чувства, это еще и работа.Я хотел, чтобы Дэнни взглянул на жизнь по-иному. То же самое делала со мной Керсти.Как мне хотелось поделиться с ней своим открытием, сказать, что я всё понял! Не ради баллов, хотя это наверняка добавило бы мне десятка полтора. Но тогда мне пришлось бы рассказать ей про Дэнни. А этого я сделать не мог.Ну и ладно. Это не так уж важно. Главное, что я понял, зачем ей нужны эти баллы.Видимо, я потрудился на славу, поскольку в воскресенье выяснилось, что сумма достигла – да-да, не удивляйтесь! – четырехсот восьмидесяти двух. За неделю я получил сто шестьдесят баллов.Аманда обрадовалась не меньше чем я, и это тоже было приятно.– На десять баллов больше, чем за самую удачную неделю, – сказала она, пока Пит наполнял кружки и бокалы, чтобы отметить мою победу. – Хотя ты все равно отстаешь. Прошло семь недель, а ты еще не заработал и половины. Но Керсти не зря поставила тебе сто шестьдесят баллов. Она хочет сказать: «На прошлой неделе ты сбился с пути, но теперь все наладилось, и я хочу, чтобы ты справился. Поэтому я ставлю тебе на десять баллов больше, чем за самую лучшую неделю».Джордж хмыкнул:– Керсти явно увлеклась символизмом. На прошлой неделе она поставила один балл, который символизировал надежду, а на этой неделе – символические десять баллов. Мода на символизм возвращается.– Мне это нравится, – сказал я, довольный собой. – Значит, она хочет стать моей женой.Аманда с улыбкой похлопала меня по руке, Пит тихонько вздохнул, а Джордж, уютно причмокивая, осушил свою кружку пива, что весьма гармонировало с атмосферой всеобщей любви и оптимизма.– А может быть, всё совсем не так, – произнес скрипучий голос с южноафриканским акцентом.Господи, Рэй подкрался так тихо, что никто из нас его не заметил.– Не исключено, – продолжал он, – что она просто водит тебя за нос. Мне кажется, вся эта затея с баллами – способ тебя отшить. Ей не хватает духу сказать прямо: «Я не хочу за тебя замуж», и она решила найти отговорку. Ты не сумеешь заработать нужное количество баллов и при этом еще будешь чувствовать себя виноватым. Обычная женская уловка. И все шишки валятся на тебя. Бьюсь об заклад, дело обстоит именно так.Джордж пригнулся к Рэю.– Ты уж не обижайся, – сдержанно сказал он, – но не мог бы ты засунуть свои соображениясебе в задницу? – Из себя Джордж выходит не часто, но в эти редкие минуты он держится весьма внушительно.– Вот-вот, – подтвердил Пит. – Именно туда. Я знаю, что тебя хлебом не корми, только дай побиться об заклад. Но всему есть предел. Мы, в отличие от тебя, верим в Сэма. Будь добр, отвали и оставь нас в покое.На одной ноге Рэй упрыгал на другой конец стойки и, чтобы утешиться, включил запись Мэтта Монро. Продолжать заседание под аккомпанемент не слишком уместной «Из России с любовью» было непросто, но Рэй оскорбил нас в лучших чувствах, и мы решили не удостаивать его вниманием. По-моему, мои помощники обиделись даже больше меня. Теория Рэя была так нелепа, что мне и в голову не пришло принимать ее всерьез. Я был стопроцентно уверен, что он неправ, ведь теперь я знал, зачем Керсти оценивает мое поведение.– Предлагаю тост, – сказал Пит. – За Сэма и его четыреста восемьдесят два балла.– За Сэма и его четыреста восемьдесят два балла, – эхом откликнулись Джордж и Аманда, со звоном сдвигая бокалы.Пит на минуту задумался и добавил:– Это покруче, чем четыреста семьдесят два, верно?Джордж засмеялся. Я понял, что последует дальше. Тысячу раз я участвовал в этом сам.Но на этот раз я лишь с улыбкой наблюдал за ними со стороны.– Знаешь, – сказал Джордж, – когда у тебя в руках гитара, ты всегда попадаешь в десятку, – куда уж лучше? Куда?Пит сделал непонимающее лицо, изо всех сил стараясь не расхохотаться, и сказал:– Не знаю.– Вот именно, – сказал Джордж. – И все же, что делать, если нужен решающий рывок?Аманда пришла в замешательство, смутно чувствуя, что слышала нечто подобное, но не вполне понимая, о чем речь. Пригнувшись к ней, я шепнул:– «Спайнэл Тэп»(3) .– Как же я не догадалась, – сказала она огорченно. – Все мужчины младше сорока знают этот фильм наизусть до последнего слова.– Ты его видела? – спросил Джордж.– Конечно видела, – ответила Аманда – У меня был парень, который готов был смотреть его с утра до ночи. Мне было просто некуда деваться.– И тебе было не смешно?– Не могу сказать, что умирала со смеху, но я же не мужчина. Естественно, наизусть я его непомню. Женщины не так заурядны, как большинство мужчин.– Мы не заурядны, – обиженно сказал Джордж.– Тогда зачем заучивать наизусть целый фильм? Вы вечно цитируете разные фильмы. Помните счет всех футбольных матчей. А все это такая ерунда!– Ага, – ответил мой друг. – Женское заблуждение номер сорок семь: «Мужчины поверхностны и заурядны и поэтому запоминают разную ерунду». Но это не так. Причиной тому – наша глубина. Мы умеем по-настоящему любить. Когда-нибудь, узнав о жизни с моё, ты поймешь мою теорию.Аманда со смехом скрестила руки и внимательно посмотрела на Джорджа.– Ну-ка, ну-ка, я с удовольствием ее послушаю. Очень любопытно.Джордж закатал рукава, давая понять, что дело серьезное, и с жаром заговорил:– Думаешь, Пит, я и Сэм специально садились перед телевизором и разучивали «Спайнэл Тэп» наизусть? И зачем же, по-твоему, мы это делали? Чтобы при случае разыграть сцену из фильма и похвастаться своей феноменальной памятью? Ошибаешься! Я знаю этот фильм назубок по одной-единственной причине – я люблю его.Я смотрел его бог знает сколько раз и, естественно, помню каждое слово.Джордж был прав, хотя раньше я как-то не думал об этом.Аманда по-прежнему сидела, скрестив руки на груди.– Продолжай.– Это не любовь к пустякам ради пустяков. Если мы чем-то интересуемся, этот интерес сродни самой настоящей любви. Мы изучаем любимый предмет вдоль и поперек, узнаём о нем все что можно, и все эти, как ты говоришь, «пустяки» прочно застревают у нас в голове. Теперь ты понимаешь, что мужчины не поверхностны, а глубоки?Аманда опустила руки. Аргументы Джорджа несколько поколебали ее уверенность. Лично я был готов подписаться под каждым его словом. Мужчины действительно таковы. По крайней мере один из них.– И все же здесь есть что-то от стадного чувства, – сказала Аманда. – Вам приятно перебрасываться знакомыми всем цитатами.– Нет, – сказал огорченный непониманием Джордж. – Мы любим «Спайнэл Тэп» и потому помним. Возможно, мужская голова в самом деле устроена иначе, и нам проще запоминать подобные вещи. Но мы не зубрим фильм наизусть. Просто если сто пятьдесят раз услышишь, какНайджел Тафнелл убивается из-за продуктов, забыть это почти невозможно.Я едва удержался, чтобы не процитировать упомянутую сцену. Джордж редко бывает таким оживленным, и мне не хотелось его прерывать.– То же самое с датами, – продолжал он. – Я легко запоминаю даты. Например... – он задумался, – день, когда Мухаммед Али стал чемпионом мира Двадцать пятое февраля 1964 года. Я запомнил это число не потому, что хотел кого-то поразить...– И был прав, – перебила его Аманда. – Скорее этим можно привести в ужас.– Погоди, позволь мне закончить. Пойми, я запомнил это только потому, что мне страшно нравился Мухаммед Али. Я прочел о нем уйму книг и посмотрел массу телепередач, и эта дата запомнилась сама собой.– Хм... – задумчиво произнесла Аманда. Может быть, Джорджу и не удалось полностью переубедить ее, но, похоже, она была готова согласиться, что мужчины не так уж поверхностны.– Вот так-то, – сказал Пит, легонько ткнув ее пальцем в плечо. – Улица-то с двусторонним движением. Не тебе одной открывать нам тайны женской души. Может быть, и ты узнаешь о мужчинах что-нибудь новенькое. Так что будут вопросы – обращайся. Даже самые деликатные.– Деликатные? – Аманда подняла брови. – Понятия о деликатности у мужчин весьма своеобразные. Они считают верхом деликатности выключить футбол, прежде чем начнут тебя лапать.– Нет, – поправил ее Пит. – Это считается романтичным. Деликатность – это когда просто убавляешь звук.Аманда от души расхохоталась, и мне это не понравилось. В последнее время Пит не позволял себе лишнего, и мне страшно не хотелось, чтобы все началось сначала. Я сильно сомневаюсь, что Аманда способна увлечься им всерьез, у нее слишком хороший вкус. И все же я не допущу, чтобы своими выходками он поставил под угрозу все предприятие. Это было грубейшее нарушение правил Кабинета. Я с ним еще поговорю.Но это подождет до завтра. А пока меня переполняло ликование. Я не просто радовался набранным баллам, главное – теперь я знал, зачем это нужно. Теперь я уже не сомневался: придет час, и все сбудется. Торжественные речи, торт и чья-то захмелевшая тетушка, которая рвется потанцевать, – моя свадьба непременно состоится.