Джеймс Чейз: Ловушка для простака

За открытым окном пляжного коттеджа взору Чеда открывались вяло накатывающиеся прибойные волны и широченная полоса песка, золотившегося под немилосердно палящими лучами знойного солнца. Правее вдаль уходили горбатившиеся горы, между которыми змеилась дорога… по ней должен был приехать Ларри.

В коттедже стояла духота. Электрический вентилятор, монотонно жужжа, обдувал раскрасневшееся от жары, покрытое капельками пота лицо Чеда.

Чед скинул пиджак и сидел в рубашке с закатанными рукавами. Ею мясистые, сильные руки покоились на столе, а в крепких пальцах тлела забытая сигарета.

Он был крупный, мощного телосложения. От частого пребывания на солнце кожа его приобрела оттенок красного дерева. Лицо правильной формы, хорошо очерченное, тонкие черные усики, выдающийся раздвоенный подбородок, волевой рот и глаза цвета морской волны делали его настоящим красавцем.

Чед потянулся к бутылке, стоявшей возле магнитофона, и плеснул в стакан щедрую порцию виски.

Отхлебнув немного, он слегка ополоснул рот, прежде чем проглотить жгучую жидкость, потом взглянул на наручные часы. Стрелки показывали без двадцати три. До приезда Ларри оставалось два с половиной часа. Чед прикинул, что если сразу начнет диктовать, то за пару часов управится и будет иметь еще полчаса в запасе. Вполне достаточно.

Он отпил еще немного, отодвинул стул и встал на ноги ероша пальцами густые черные волосы на затылке.

Потом с крайней неохотой заставил себя перевести взгляд на диван у дальней стены.

Солнечный луч падал прямо на мертвую женщину, лежавшую, распростершись, на спине. Голова и плечи свешивались вниз, так что лица не было видно. Чед был рад этому. Ни за что на свете он не хотел вновь увидеть распухшее, до неузнаваемости почерневшее лицо с выпученными глазами и неестественно разбухшим языком, вывалившимся изо рта.

Чед отвел глаза в сторону и подошел к тому месту, где оставил тяжелый гаечный ключ, который взял из багажника машины.

Он отнес инструмент на стол и положил так, чтобы легко было до него дотянуться. Потом сел и зажег новую сигарету.

Несколько минут он сидел, глядя на магнитофон и собираясь с мыслями, но те вновь и вновь возвращались к мертвой женщине, к тому выражению животного ужаса, которое появилось в ее глазах, когда пальцы Чеда сомкнулись вокруг ее мягкого горла.

— Ладно, хватит! — скомандовал себе Чед внезапно охрипшим голосом. — Выбрось ее из головы. Она мертва. Ты должен теперь позаботиться о себе. Ты угодил в переплет, и надо придумать, как из него выбраться. Давай, приятель, принимайся за дело.

Чед потянулся к магнитофону и включил кнопку записи. Бобины начали вращаться, и Чед приник к микрофону.

Он торопливо заговорил, слова полились изо рта, в то время как узкая лента плавно и неторопливо перематывалась с одной катушки на другую.

— Лично в руки окружному прокурору, Джону Харрингтону, — продиктовал Чед. — Мистер прокурор, я, Чед Уинтерс из Клифсайда, Литл-Иден, Калифорния, признаюсь в том, что совершил убийство. Сегодня, 30 сентября, время — два часа сорок пять минут пополудни.

Чед примолк, окинув взглядом золотистый пляж, пронзительную голубизну тихоокеанских волн, монотонно разбивающихся об отдаленные скалы. Потом, придвинув стул поближе к столу, продолжал:

— Проще всего мне было бы рассказать о том, как я совершил убийство и почему лейтенанту Леггиту не удалось сразу арестовать меня, но не это главное. Я хочу, чтобы вы получили четкое представление о случившемся, о том, как и из-за чего началась вся эта история и почему она завершилась убийством.

Запаситесь толикой терпения, мистер прокурор, и слушайте мою исповедь. Обещаю, что скучать вам не придется; расслабьтесь и слушайте.

Примерно в начале мая прошлого года я сидел за своим столом в главной конторе «Пасифик Банкинг Корпорейшн», занимаясь своими делами и делая вид, что это дела банка. В то время я был помощником страхового клерка, а я хочу, чтобы вы поняли, что мне всегда претило быть банковским служащим. Меня тошнило от одной мысли о том, чтобы целый день корпеть за столом и заботиться о чужих деньгах.

В то памятное майское утро в моем бумажнике лежали пять писем, которые прибыли утром по почте. Четыре были от торговцев, которым я изрядно задолжал и которые грозили пожаловаться на меня руководству банка, а в пятом — знакомая девица уведомляла о своей беременности и вопрошала, что я собираюсь в связи с этим предпринять, «черт бы меня побрал».