Феликс Аксельруд - Испанский сон

Для вычисления этих констант ей пришлось еще более поднапрячь свой компьютер и овладеть некоторыми разделами прикладной математики — в первую очередь, факторным анализом, который, собственно, и привел ее к цели. Это было в ничем не примечательный полдень, в четверг, 10 августа -5-го года.

Вынув из принтера лист бумаги с несколькими строчками из цифр, она посмотрела на них — на долгожданный плод своего очередного труда — и внезапно расхохоталась. Она уже не нуждалась в формуле. Несколько строк покоились на вершине огромной пирамиды потенциальных господ, с их фотографиями, адресами, телефонами, семейным положением и условиями быта, образованием, местом работы и должностью, отношением к воинской службе, национальностью, вероисповеданием, судимостями, любимыми привычками и прочими фактами и фактиками — пирамиды, которую создала она сама, которая была теперь под ее рукой и из которой она безо всякой формулы могла выбирать кого ей только угодно.

Они лежали при свете венецианского ночника, и все было прекрасно. Царевна покоилась под любимой рукой Господина, спящего так же, как когда-то Отец, и так же обнимающего другой рукой ее благодарные плечи.

Она вспоминала счастливую историю их любви. Как она, напечатав свою долгожданную формулу и вдоволь посмеявшись над ней, достала из-под замка толстую картонную папку, развязала тесемочки, на которые была завязана папка, и с треском пропустила под пальцами стопку личных дел с фотографиями, словно пачку денег или колоду карт. Она вынула первую попавшуюся страницу. Нет. Урод какой-то; если бы сильно не просился, она бы его и в группу-то не взяла. А этот? Вроде ничего… но, помнится, змей уж слишком здоровый… Она пощелкала мышкой, ввела номер личного дела, открыла таблицу эректометрических сведений… точно: двести тридцать на пятьдесят один, куда на фиг. И так натерпелась от него… задница-то не резиновая… А вот: всем хорош. Ну-ка, чем пахнет. Щелк, щелк. Хорошие запахи; она вспомнила их. Щелк. Коля. Пометка: Кока. Предприниматель. Жена. Пометка: далеко. Что значит далеко? Ладно, там видно будет. Иномарка, пометка: подержанная; сотовый телефон. Жена-то далеко, а метро? Нагатинская, десять минут пешком. Не так чтобы далеко, но уезд гнусный. Поискать, что ли, еще? Может, еще одну формулу — чтоб оптимального, по совокупности всех параметров? Это запросто… скажем, к воскресенью, к восемнадцати ноль-ноль…

Она уже открыла окно календаря, чтобы внести в него очередную задачу, но внезапно передумала и закрыла окно. Ей пришло в голову, что она выбирает Господина, как мужа. В брачных агентствах, наверно, так. Вывести формулу несложно, но почему именно сейчас? Сейчас ей не нужна формула, ей нужен Господин. Нагатинская так Нагатинская. Это состоятельный человек, думала она, завязывая тесемочки папки и пряча ее под замок; может быть, он будет возить ее на машине, хотя бы время от времени, а может быть, через год переедет с этой дурацкой Нагатинской куда-нибудь в центр. Она выключила компьютер. Она вышла на улицу. Она подошла к таксофону. Она загадала: если работает, это Он. Таксофон работал.

В баре, где они отмечали ее звонок, Он признался, что думал о ней все это время, с самого дня Его выписки. Он позвонил ей в следующую же смену, но она отказала Ему, и Он с горя запил.

— Я прогнал всех друзей, — сказал Он, — всех утешителей… Девок тоже прогнал…

— Кстати, — спросила она, — где Твоя жена?

— Далеко.

— Как понять — далеко?

Он вздохнул.

— На исследовательской станции. В Антарктиде.

— Брось!

— Серьезно. Она крупный ученый…

Она видела, что Он врет, и опечалилась. Он тоже увидел. Замялся, смешался, выпил рюмку, махнул рукой.

— Не могу тебе врать. Не ученый она — повар…

— Где?

— Не хочу врать. Одно скажу — за границей…

На этот раз она поверила Ему.

Он и правда не врал — почти не врал, — и это много месяцев не имело для них никакого значения…

Они долго сидели в баре. В охотку напились — Он не рискнул сесть за руль, так и бросил свой «гольф» в переулке. В обнимку, полубоком, как сиамские близнецы, они выбрались из гостеприимного бара и потащились по закрытой для транспорта, мощенной красноватыми плитками улице, желая, видно, добраться до метро, но почему-то свернув в еще один бар. Бары здесь лепились один к одному; здесь было весело, многолюдно и ярко освещено — обычная картина для Старого Арбата десятого августа, да и любого другого августа, на исходе тысячелетия, то есть за пять лет до его конца.