Феликс Аксельруд - Испанский сон

Она заплакала.

— Позволь, — попросил Корней, — я поднимусь и осушу твои слезы.

— Зачем, — плача, сказала она, — я не хочу опять в прошлое… Зачем ты пришел? Ты знал, что я не приму тебя… Уходи, прошу. Мы не можем быть вместе.

— Почему?

— Потому что твой Царь слаб. Потому что ты раб своего змея.

— Я сделаю, как ты скажешь! — крикнул Корней. — Я укрощу змея, правда… но я должен сломать тебе целку! Только сделаю это — и сразу же укрощу!

Воздух взорвался свистом и гиканьем.

— Молодой человек, — кричали Корнею из разных окон, — вы пошляк! Как можно? Уходите отсюда немедленно!

— Подруга, — кричали ей с верхних этажей, — пошли его на х--!

— Мариша, — предложил сосед снизу, здоровенный медбрат, — хочешь, я сейчас выйду и покажу ему, где раки зимуют? Только скажи!

— Ты видишь, Корней, — сказала Марина. — Я другая. У меня другая жизнь. У меня много друзей, так что уходи подобру-поздорову.

— Ладно же, — сказал Корней, — я уйду… но я еще вернусь!

— Не надо, — тихо сказала Марина.

Вечер был безнадежно испорчен и потерян для исследований. Одетая, она лежала в темноте и думала про Корнея. Если членский билет коллегии не поддельный, значит, ему удалось вернуться в Москву. Значит, он так и будет теперь доставать ее время от времени.

Но этот мрачный прогноз оправдался лишь раз. Это случилось буквально на следующий же вечер. Вечер был так же тепл и спокоен; она снова анализировала данные, и снова камешек снизу резко щелкнул в стекло.

Марина вздохнула и высунулась.

— Опять ты… Ну зачем?

Он был еще не настолько пьян, как накануне, но зато держал бутылку в руке. Он размахивал этой бутылкой и прихлебывал из нее время от времени.

— Марина… я не все тебе рассказал…

— Что еще? — спросила она с досадой.

— Это касается Ольги — помнишь? Я рассказал тебе, как было у нас с ней. Но у нее были собственные ее рассказы, и весьма неординарные… Два из них глубоко врезались мне в память… вот послушай… это обязательно должно тебя заинтересовать…

— Корней, — попросила она, — уходи… мне это не интересно…

— А по-моему, пусть бы рассказал, — послышался тоненький голосок с верхнего этажа. — Похоже, сегодня он ведет себя гораздо приличнее; отчего его не послушать?

— Это было между моими поездками, связанными все с тем же делом, — начал Корней, вдохновленный нежданой поддержкой. — Я только-только вернулся из очередной такой поездки и намеревался обсудить с Ольгой ее результаты. Человек, к которому я ездил, управлял одним из подпольных Ольгиных производств. Я должен был снабдить его информацией о якобы связи этого производства с крупной организацией ветеранов афганской войны. Нет нужды говорить, что организация эта, злоупотреблявшая правительственными льготами, уже была накануне разгрома; также ясно, что информация была сфабрикована мною и Ольгой и предназначалась для следствия, уже начатого в отношении подпольного производства и его управляющего.

Это была типичная схема моей тогдашней работы. Через проверенные, старые контакты я выходил на следователей по месту размещения Ольгиных производств и предлагал им простейшую сделку. Я выдавал им данные об этих производствах, достаточные, чтобы начать расследование или даже завести уголовное дело. Когда Ольгиного резидента брали за яйца… или, в зависимости от пола, за грудки…

— Только без пошлостей, — раздался голосок с верхнего этажа.

— Извините, — сказал Корней. — Я полагал, что говорю лишь с Мариной; но раз уж вы все равно слушаете, постараюсь учесть и ваши интересы. Будет похоже на серенаду: исполняется для конкретного лица, но доступно для всех окружающих.

— Это справедливо, — заметил верхний голосок, — ведь слово «серенада» не обязательно относится к песне. Оно буквально означает всего лишь «вечерняя», то есть определяющий признак соблюден.

— Истинно так! — обрадовался Корней и отхлебнул из бутылки, вероятно для смелости. — Итак, резидента вызывали куда положено и намекали, что если он запоет… я имею в виду, начнет рассказывать… то лично ему будет гораздо лучше. Смятенный резидент звонил в Москву за инструкциями. Здесь опять появлялся я — разумеется, в накладной бороде или иным образом изменив свою внешность — и объяснял, что и как говорить. По возможности в эту подкидываемую резиденту легенду мы с Ольгой вплетали ее мужа или непосредственно окружающих его лиц. Резидент давал показания. Следователь оформлял их и держал в определенной готовности. Учитывая, что в свой первый визит я снабжал следователя не только информацией, но и неким конвертом (конечно же, предварительным), я в любой момент мог похоронить дело или, наоборот, толкнуть его в суд… Так создавались нити моей паутины.