Стараньями искусных дамских рук
90 Наряд его расшит был, словно луг, 18
И весь искрился дивными цветами,
Эмблемами, заморскими зверями.
Весь день играл на флейте он и пел,
Изрядно песни складывать умел,
95 Умел читать он, рисовать, писать,
На копьях биться, ловко танцевать.
Он ярок, свеж был, как листок весенний.
Был в талию камзол, и по колени
Висели рукава. Скакал он смело
100 И гарцевал, красуясь, то и дело.
Всю ночь, томясь, он не смыкал очей
И меньше спал, чем в мае соловей.
Он был приятным, вежливым соседом:
Отцу жаркое резал за обедом.
105 Не взял с собою рыцарь лишних слуг,
Как и в походах, ехал он сам-друг.
С ним Йомен 19был, — в кафтане с капюшоном;
За кушаком, как и наряд, зеленым
Торчала связка длинных, острых стрел,
110 Чьи перья йомен сохранять умел, —
И слушалась стрела проворных рук.
С ним был его большой могучий лук,
Отполированный, как будто новый.
Был йомен кряжистый, бритоголовый,
115 Студеным ветром, солнцем опален,
Лесной охоты ведал он закон. 20
Наручень пышный стягивал запястье,
А на дорогу из военной снасти
Был меч и щит и на боку кинжал;
120 На шее еле серебром мерцал,
Зеленой перевязью скрыт от взора,
Истертый лик святого Христофора. 21
Висел на перевязи турий рог —
Был лесником, должно быть, тот стрелок.
Была меж ними также Аббатиса—
Страж знатных послушниц и директриса.
Смягчала хлад монашеского чина
Улыбкой робкою мать Эглантина. 22
В ее устах страшнейшая хула
130 Звучала так: «Клянусь святым Элуа». 23
И, вслушиваясь в разговор соседний,
Все напевала в нос она обедню;
И по-французски говорила плавно,
Как учат в Стратфорде, 24а не забавным
135 Парижским торопливым говорком.
Она держалась чинно за столом:
Не поперхнется крепкою наливкой,
Чуть окуная пальчики в подливку, 25
Не оботрет их о рукав иль ворот.
140 Ни пятнышка вокруг ее прибора.
Она так часто обтирала губки,
Что жира не было следов на кубке.
С достоинством черед свой выжидала,
Без жадности кусочек выбирала.
145 Сидеть с ней рядом было всем приятно —
Так вежлива была и так опрятна.
Усвоив нрав придворных и манеры,
Она и в этом не теряла меры
И возбуждать стремилась уваженье,
150 Оказывая грешным снисхожденье.
Была так жалостлива, сердобольна,
Боялась даже мышке сделать больно
И за лесных зверей молила небо.
Кормила мясом, молоком и хлебом
155 Своих любимых маленьких собачек. 26
И все нет-нет — игуменья заплачет:
Тот песик околел, того прибили —
Не все собак игуменьи любили.
Искусно сплоченное покрывало
160 Высокий, чистый лоб ей облегало.
Точеный нос, приветливые губки
И в рамке алой крохотные зубки,
Глаза прозрачны, серы, как стекло, —
Все взор в ней радовало и влекло.
165 Был ладно скроен плащ ее короткий,
А на руке коралловые четки 27
Расцвечивал зеленый малахит.
На фермуаре 28золотой был щит
С короной над большою буквой «А»,
170 С девизом: «vincit omnia». 29
Была черница 30с нею для услуги
И трое Капелланов;на досуге
Они вели с Монахом важным спор.
Монахбыл монастырский ревизор. 31
175 Наездник страстный, он любил охоту
И богомолье — только не работу.
И хоть таких монахов и корят,
Но превосходный был бы он аббат:
Его конюшню вся округа знала,
180 Его уздечка пряжками бренчала,
Как колокольчики часовни той,
Доход с которой тратил он, как свой.
Он не дал бы и ломаной полушки
За жизнь без дам, без псарни, без пирушки.
185 Веселый нравом, он терпеть не мог
Монашеский томительный острог,
Устав Маврикия и Бенедикта 32
И всякие прескрипты и эдикты.
А в самом деле, ведь монах-то прав,
190 И устарел суровый сей устав:
Охоту запрещает он к чему-то
И поучает нас не в меру круто:
Монах без кельи — рыба без воды. 33
А я большой не вижу в том беды.
195 В конце концов монах — не рак-отшельник,
Что на спине несет свою молельню.
Он устрицы не даст за весь тот вздор,
Который проповедует приор.
Зачем корпеть средь книг иль в огороде,
200 Зачем тощать наперекор природе?
Труды, посты, лишения, молитвы —
На что они, коль есть любовь и битвы?
Пусть Августин печется о спасенье, 34
А братии оставит прегрешенья.
250 Был наш монах лихой боец, охотник.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу