Бернар Клавель - Пора волков

– О господи! – пробормотал Колен Юффель. – Опять лисы пришли. А теперь, видать, и волки с ними.

– Должно быть, они к трупам подобрались, – сказал священник, – надо пойти туда.

Они поднялись, но пастух остановил их:

– Не ходите, а главное – света не зажигайте. Я сам туда пойду. Вообще-то это дело стражника, только пока его добудишься, да он еще начнет орать, – уж лучше я сам пойду.

Опять послышалось рычание и лай – на этот раз, казалось, совсем близко.

– Берегитесь, – сказал священник. – Эти твари хорошо видят в темноте.

– Не лучше меня, – пробурчал Колен.

Они почти не слышали, как он приоткрыл дверь и выскользнул наружу. Под порывами ледяного ветра затрещали дощатые стены, потом снова наступила тишина, нарушаемая лишь надсадным храпом пьяницы. Томительно тянулись минуты, потом в ночи разорвался выстрел. Проснулся цирюльник.

– Что случилось? – вскрикнул он.

– Пришли лисы и волки. Юффель взял аркебузу стражника и вышел их пугнуть.

Потявкиванье донеслось уже издали, а из загона послышался топот и ржанье лошадей. Вскоре отворилась дверь, и в темноте появился Юффель.

– С таким стражем нам нечего бояться. Даже выстрел его не разбудил.

– Кого ты там убил? – спросил Матье.

– Да никого, но сегодня они уже сюда не сунутся.

Он пошел было к себе, но, не сделав и двух шагов, остановился и сказал:

– Они подобрались к бедняге Жароссо. Он и надрывался-то от зари до зари из-за этих тварей – спешил поскорей закопать покойников, а сам от волков не ушел. И я ведь его нарочно оставил у самой двери, но эти сволочи, когда голодные, и в дом залезают, чтоб тебя сожрать.

– Молодец, Колен, – сказал цирюльник, – а теперь ложись спать.

Еще какое-то время они слышали, как пастух клянет волков и тихонько поругивает стражника, а потом все снова заглушили ночные звуки, к которым Матье мало-помалу начинал привыкать.

И все же он еще долго не мог уснуть, терзаемый неясными видениями: ему все чудился могильщик, которого он заменил и чье тело лежало теперь в нескольких шагах от него, в ледяном мраке, где рыщут голодные хищники. Он представлял себе, как они бродят вокруг бараков, выжидая, часа, когда смерть унесет всех живых и распахнет перед ними двери, чтобы они могли вволю попировать.

Сон уже окутал Матье, когда ему снова послышался волчий вой, но где-то очень далеко, точно сквозь завесу густого тумана.

День не появился еще из-за края земли, когда отец Буасси разбудил их. Он зажег две лампы, разворошил тлеющие угли и бросил на них охапку веток. Во всем бараке только очаг был сделан не из дерева. Он был выложен плитами, какими обкладывают выгребные ямы и покрывают иногда крыши. Наверху, там, где крыша образовывала угол, была дыра, и под ней – навес из плохо пригнанных досок, укрепленный на двух столбах из закопченного дуба.

Все молча поднялись. Один стражник продолжал лежать.

– Какого черта мы там будем делать впотьмах? – буркнул он.

Иезуит подошел, поглядел на него с минуту и презрительно проговорил:

– Что касается вас, то, конечно, ничего стоящего, если предоставить вас вашему пороку. Только я не намерен так поступать. Вы немедленно встанете, как все, и поможете вывезти покойников.

Стражник резко повернулся к нему и прижал руки к груди, как бы намереваясь сказать: «Это я-то – да вы смеетесь!» Но так и застыл с полуоткрытым ртом. Матье, наблюдавший за ним, увидел, как под взглядом иезуита стало меняться выражение его глаз. Вначале насмешка уступила в них место ярости, потом страданию, а потом они словно потухли. А когда он опустил веки и колючих черных глаз его вовсе не стало видно, Матье подумал:

«Вот и тебя тоже скрутили. И ты – пройдоха и горлопан – вместе со всеми у кюре в руках. Веришь ли ты в дьявола или в господа бога, а эти ясные, как родник, глаза и тебя околдовали, точно последнего простофилю».

Здоровенный детина разогнулся, потянулся, почесал затылок и пробормотал:

– Треснуть человека сзади, да еще поленом – это все же…

Священник рассмеялся и хлопнул его по плечу.

– Ничего ведь с вами не случилось, – сказал он. – А значит вы молодец хоть куда. Когда вы рядом, кажется, будто нас охраняет гарнизон из тридцати солдат.

Стражник уже выпятил было грудь и развернул широченные плечи, но отец Буасси тут добавил:

– Если, конечно, вы не спите. Ибо сон у вас крепкий. Вы ничего сегодня ночью не слышали?

Тот пожал плечами.