Марсель Пруст - Обретенное время

Многих удивляло, что теперь, когда г‑жа Вердюрен принимала у себя кого ей угодно, она разными хитростями пыталась заманить к себе Одетту, совсем было потерянную из виду. Теперь Одетта ничего бы не смогла прибавить к той блистательной среде, в которую превратился кланчик. Но подчас длительная разлука, принося забвение обид, пробуждает дружбу. К тому же, умирающие бормочут имена лишь давних друзей, а старики находят удовольствие лишь в детских воспоминаниях, и у этого феномена есть социальный эквивалент. Чтобы вернуть Одетту, г‑жа Вердюрен прибегла к услугам, разумеется, не «вернейших», но более ветреных завсегдатаев, посещавших оба салона. Она им сказала: «Не понимаю, отчего она ко мне больше не ходит. Она со мной в ссоре? Но ведь я с ней не ссорилась. К тому же, что я такого ей сделала? В моем доме она познакомилась с двумя своими мужьями. Пусть она знает, если захочет вернуться: для нее мои двери открыты всегда». Эти слова, которые, вероятно, дорого бы обошлись для гордости Патронессы, если бы не были продиктованы ее воображением, Одетте передали, но к успеху они не привели. Г‑жа Вердюрен ждала Одетту и не чаяла увидеть, пока другие события, о которых мы расскажем ниже, и по совершенно иным причинам, не способствовали тому, чего не достигла депутация «неверных», пусть и старавшихся вовсю. Порой, не случись легкой удачи, не страшен и провал.

Г‑жа Вердюрен говорила: «Это несносно, сейчас же позвоню Бонтану, чтобы завтра приняли меры: опять зазернили концовку статьи Норпуа, — стоило ему намекнуть, что Персена лиможнули » [46]. Модная глупость обязывала кичиться модными словечками, и удостоверяла, что ты идешь в ногу со временем, — так переспрашивали когда-то мещанки, если речь заходит о господах де Бреоте, д’Агригенте или де Шарлю: «Кто? Бабал де Бреоте? Григри? Меме де Шарлю?» Впрочем, недалеко от них ушли герцогини, с той же радостью повторявшие «лиможнуться», ибо это слово, в глазах несколько поэтичных простолюдинов, выделяло их на фоне других герцогинь; они же выражались сообразно правилам того духовного класса, к которому принадлежат, а туда заносит немало буржуа. Просвещенным людям безразлично происхождение.

Впрочем, у этих «обзвонов» г‑жи Вердюрен был существенный недостаток. Мы забыли упомянуть о том, что «салон» Вердюренов, верный себе по духу и плоти, на время был перемещен в один из самых больших дворцов Парижа — нехватка угля и света крайне затрудняла приемы в их старом отеле, сыром дворце венецианских послов. У нового салона, впрочем, были свои преимущества. Словно бы венецианская площадь, ограниченная водой, но определившая форму дворца, или закуток в парижском саду, более поэтичный, чем парк в провинции, тесная столовая дворца г‑жи Вердюрен превратила ромбовидные стены ослепительной белизны в своеобразный экран, на котором каждую среду, да и почти все другие дни проступали интереснейшие и примечательнейшие люди, самые элегантные красавицы Парижа — все они с радостью наслаждались роскошью Вердюренов, лишь возросшей с их состоянием в ту пору, когда богачи, лишенные поступлений, ограничивали себя во всем [47]. Порядок приемов был изменен, но они по‑прежнему восхищали Бришо — последний, по мере расширения связей Вердюренов, постоянно находил в их салоне новые удовольствия, набившие это маленькое пространство, как рождественские подарки чулок. К слову, иногда гости собирались в таком количестве, что в маленькой столовой становилось слишком тесно, и ужин подавали в необъятной гостиной на первом этаже, где «верные», лицемерно сожалея об уютном верхнем помещении — так когда‑то они говорили г‑же Вердюрен, пригласившей Камбремеров: «наверное, будет тесновато», — сбившись в кучку, как некогда на узколейке, в глубине души переживали чистый восторг, ощущая себя предметом зависти и любопытства соседних столов. В привычные мирные времена светская заметка, тайком отправленная в «Фигаро» или «Голуа», поведала бы несколько большему числу людей, чем вмещала столовая Мажестик, об обеде Бришо с герцогиней де Дюра. Однако с началом войны светские хроникеры упразднили этот новостной жанр (отыгравшись на похоронах, наградных приказах и франко-американских банкетах), и жизнь общественности полностью бы пресеклась, если бы не было изыскано этого детского и неполноценного средства, достойного далеких эпох — предшественниц изобретения Гуттенберга: отметиться за столом у г‑жи Вердюрен. После ужина поднимались в гостиную Патронессы, затем начинались «обзвоны». В те дни во многих дворцах сновали шпионы, которые брали на заметку новости, телефонированные болтливой Бонтан; к счастью, это обстоятельство смягчалось недостаточной точностью ее сообщений, почти всегда опровергаемых событиями.