Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

Черт возьми, получилось, в горнице зазвучала небесная музыка, и было то великое чудо.

Выскочив из своей комнаты, Корнелия так и застыла, похоже, музыка застигла ее врасплох.

— Вы и играть умеете! — сказала она.

Август снисходительно:

— На этой гармошке… да нет! Как тебя звать? — обратился он к мальчику. — Маттис? Хорошо, а ну-ка покажи мне, что ты умеешь.

Маттис и так и сяк, и ничего не сумел.

— Оно и неудивительно, — произнес Август. — На этаком ящике! Послушай, Маттис, что я тебе скажу: если ты завтра в двенадцать часов придешь в Сегельфосскую лавку и скажешь, кто тебя послал, то тебя там будет ждать новая, настоящая гармоника!

Маттис вытаращил глаза.

— А спасибо где? — сказала Корнелия.

Маттис, оробевший и безмерно счастливый, протянул Августу свою ручонку.

— Гм! Ну, Маттис, вот это подарок так подарок! — сказал Тобиас и вышел из горницы. Чуть погодя за ним последовала и жена.

— Сыграйте еще немножечко! — попросила Корнелия.

Август все так же снисходительно:

— На этой гармошке?.. Нет уж, пускай на ней упражняются ребятишки, а я в последнее время играю исключительно на пианино и на органе.

— Чего только вы не умеете! — сказала она.

Он понял это так, что она прониклась к нему уважением, что он вырос в ее глазах. Десять тысяч овец и миллион крон были выше ее понимания, а вот красиво сыгранная песня взяла за сердце.

— Что, Маттис, тебе, поди, сегодня и не заснуть, — сказала она. — Такой тебя ждет завтра подарок.

Август:

— А ты, Корнелия, получила бы еще и не такой подарок, если бы захотела.

— Я? В честь чего же это?

— Иди сядь-ка ко мне на колени, тогда скажу.

— Нет, — заупрямилась она.

— Стало быть, не хочешь?

— Нет.

Тогда он заговорил в открытую. Как оно и подобало настоящему мужчине:

— Ну а если я сейчас, не сходя с места, предложу тебе все, что у меня есть и чем я владею, и попрошу стать моей, Корнелия, что ты на это скажешь?

Она побледнела:

— Что это вы такое говорите? Вы спятили?

— Нет, не спятил, — ответил он. — Я говорю то, что думаю.

— Стать вашей женой? — вскричала она.

— А что тут такого невозможного?

— Да все, — сказала она. — Этого не будет!

Молчание.

— Неужели, — с большим достоинством заговорил Август, — тебе безразлично, кто станет твоим спутником жизни: я или какой-нибудь сопливый деревенский мальчишка? Я б купил тебе десять усадеб, ты бы ходила у меня в бархате и драгоценностях, да тебя было бы не узнать!

Корнелия:

— С меня довольно и того, что есть у него.

— Работать тебе было бы ни к чему, лежала бы себе день-деньской на пуховиках и вставала только к столу. Ведь это жалости подобно, как ты надрываешься, Корнелия. Да еще ходишь за лютой лошадью.

— Она не лютая, а просто норовистая.

— Будь с ней поосторожней! — произнес он озабоченно. — А если ты приглядишь себе другую лошадь, то я ее для тебя куплю. За мной дело не станет.

Корнелия была начеку и отмела его предложение, дескать, ее и эта кобыла устраивает.

— Ладно, Корнелия, подумай о том, что я тебе сказал! — проговорил он, поднимаясь со стула. — Чтобы Август к кому-то посватался, такое случается не каждый день!

Вообще-то уходить он не собирался, но раз уж поднялся, ничего другого не оставалось. Обернувшись в дверях, он с укором на нее посмотрел, только это не возымело никакого действия.

Во дворе он увидал Тобиаса с женой, они стояли и глядели на горный склон, по которому хорошо различимыми пятнышками разбрелись овцы. Они паслись, почти не передвигаясь, утопая по брюхо в муравчатой зеленой траве. Высоко на камне сидела Вальборг, стадо было перед ней как на блюдечке.

Август был не в настроении разговаривать, однако же, бросив взгляд на небо, заметил, что собирается дождь.

— Так что не пройдет нескольких дней, и у коров будет корм.

— Хорошо бы! — вздохнула хозяйка.

— Стала жара, Олсок [13] 29 июля, День св. Олава. минул — самая пора, чтобы и дождь хлынул, запомните, что я сказал. Оставайтесь с миром!

Распрощался и ушел.

Тобиас за ним:

— Так как насчет того, о чем я вам вчерась толковал?

— Ты это о чем? — спросил Август не останавливаясь.

— А чтоб вы пособили мне. Для такого человека, как вы, сто крон ничего не значат.

Тут Тобиас был прав. Август вытащил на ходу бумажник, протянул ему красную ассигнацию и зашагал дальше. Не говоря ни слова.

По дороге домой ему повстречался Йорн Матильдесен с семью Беньяминовыми овцами. Одну он вел на веревке, остальные шли сами. Чтоб заставить вожатую овцу идти за ним следом, он привязал к веревке клок сена, она пехала и пехала за этим сеном, а ухватить не могла. Покорная, смирная, глупая, одним словом, овца.