Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

— Отец консула?

— Да. Этот тоже был из себя представительный. Однажды он мне пожаловал десять крон. Верней сказать, я их получил не в подарок, а за то, что отнес два ушата с мальками на большое горное озеро.

Август придвинулся ближе:

— На горное озеро? С мальками?

— Ну да, он их повыпускал там и сям, мы это сделали, дай Бог памяти, в воскресное утро. Он был такой придумщик, этот Теодор, обмозговал все втихую и выписал мальков с юга. А как стали мы спускаться обратно, он мне и сунь десять крон. И говорит: «Многовато, да уж пускай, на счастье».

— Ну и как, завелась там рыба? — осторожно поинтересовался Август.

— Не знаю, — ответил могильщик. — Теодор велел мне никому об этом не говорить.

Да, были времена, были люди! — толковал старик. А сам поблекший и до того забитый, что поминал добрым словом всякого. Особенно он нахваливал консула:

— Самый что ни на есть замечательный человек! Так-то мы его не знаем, потому как он сюда не заглядывает и среди нас не показывается, зато как надумает нам пособить, сразу отдает в лавке распоряжения…

Возле них уже собралась целая стайка детей, и Август подосадовал, что ему не хватает денег. Он роздал все, что у него было, сунул могильщику последнюю десятикроновую бумажку и пошел прочь.

Наутро, не успел он еще подняться, как к нему пришли Беньяминовы соседи, которые хотели продать овец. Однако сделка не состоялась из-за капризов судьбы: когда Август справился, каковы цены на мировом рынке, оказалось, что за ночь стоимость овец упала и в Европе, и в Вальпараисо, и в Нью-Йорке.

— Сегодня, — сказал он, — я даю двадцать крон.

Это порадовало тех, кто продал овец вчера, но обозлило новоприбывших продавцов.

— Двадцать крон, — сказали они, — да ведь это немногим больше того, что мы обычно выручаем по осени.

— Такова моя цена на сегодняшний день, — сказал Август.

— Тогда мы лучше подождем, — заявили они.

— Да ждите себе хоть до второго пришествия! Только ваши овцы выщиплют дочиста всю траву, и у коров пропадет молоко.

Он отправился в банк и запасся изрядною суммой, испросил у консула разрешения пользоваться горным пастбищем — и получил.

— Я не знаю, что в горах принадлежит мне, — сказал консул, — но, во всяком случае, ты сделаешь доброе дело, если поможешь прокормить скотину.

Директор банка Давидсен стоял и внимательно слушал их, в нем проснулся редактор.

— Да еще какое доброе дело! — сказал он. — Что, если я помещу об этом заметку?

Август:

— А что думает по этому поводу господин консул?

— Что я думаю? Почему ты спрашиваешь меня?

— Вы не против того, чтобы ваш подручный попал в газету?

И откуда у этого человека столько такта! Консул улыбнулся и сказал:

— У меня никаких возражений нет.

Август послал за Йорном Матильдесеном и его женой и приставил их к овцам. После чего пошел в Сегельфосскую лавку и в меру обновил свою экипировку, выбрав рубаху и ремень в ярко-красных тонах. Заодно он купил себе и сигару, как следует смочил ее, чтоб подольше курилась, и сунул в карман. И снова направил свои стопы в Южное.

Безропотный осел и влюбленный глупец? Молчите, ни слова, у него в Южном селении важное дело, ему предстоит много чего обсудить. Дошло ли вчера до Корнелии, что он собой представляет, какую разворачивает торговлю, какой налаживает овечий промысел, какие рекордные назначает цены? Кто еще на такое способен? Ей бы следовало сравнить его с кем-нибудь из великих, да вот хотя б с Голиафом.

В виду дворовых построек он зажег свою сигару, снаружи она успела уже размякнуть, стало быть, хватит ее надолго. Он расстегнул пиджак и зашел во двор. Никого, пусто, а заглядывать в чужие окна, как некоторые, он не будет. Он легонько похлопал себя по ноге прогулочной тростью. Пиджак у него посажен на подкладку из блестящего шелка, поэтому ему важно было стать против ветра, к тому же разлетающиеся полы позволяли видеть торчавший из внутреннего кармана пухлый бумажник. Старик, подделывающийся под юнца, он похвалялся тем, что у него было, и не желал признавать, что ему чего-то недостает.

Да куда же они все подевались? Даже если они сидели и ели, пора бы им уже подняться из-за стола и оказать ему должный прием. Но ничего, он войдет и без приглашения.

Все семейство собралось за столом.

— Ангелы за трапезой! — сказал он досадливо.

Корнелия встала и уступила ему свой стул, и правильно, не хватало еще, чтобы он стоял! Тобиас держался холодновато, наверное, обиделся из-за того, что ему не удалось вчера пристроить свою овчину.