Кнут Гамсун - Скитальцы

В начале вечера Август пришёл к Эдеварту и сказал, что он уже закончил работу.

Почему так рано?

А так, он продал десяток часов, а одиннадцатые по уговору положены ему, вот он и свернул торговлю.

Эдеварт покачал головой.

Ни к чему это, сказал Август, я больше не буду продавать часы Папста. Не желаю кормить этого жирного борова. Хоть бы он лопнул! Мне он отвратителен. Ты видел когда-нибудь его бумажник? В любой другой стране этот Папст и двух шагов не прошёл бы с таким бумажником, тут же оказался бы покойником. А сколько у него часов! Он весь обвешан часами, а остальные лежат в железном сундучке на постоялом дворе. И ты хочешь, чтобы я старался, чтобы он ещё больше разбогател? Пораскинь мозгами, Эдеварт, если молодые люди раскупят его часы, у них не останется денег, и к нам в лавку они уже не придут. Я это сразу сообразил, ему меня не провести. Однако, продолжал Август, я приобрёл себе часы, поработав всего один день, неплохо, правда! Довольный собой Август усмехнулся и потер руки. Знаешь, сказал он, мы могли бы пойти сейчас к Маттеа и перекусить там, я сегодня ещё ничего не ел.

Я пока не хочу закрывать лавку, ступай один, а потом придёшь и сменишь меня, сказал Эдеварт.

Хорошо. У тебя не найдётся взаймы двух далеров? Вот спасибо, а то у меня пусто.

Эдеварт прекрасно понимал, что Августу не терпится похвастаться новыми часами, и не стал его удерживать.

Я скоро вернусь, пообещал Август.

Но он не вернулся. Эдеварт ждал его до самого закрытия, покупатели валили валом, и ему было некогда сердиться на Августа; по правде сказать, вчерашние танцы, игра Августа и разговоры Маттеа сделали своё дело: торговля шла как никогда бойко: Эдеварт продал даже дорогую одежду и шерстяные вещи, которые уже собирался везти обратно домой. День выдался на редкость удачный, и ещё до закрытия Эдеварт отложил хорошую ткань на платье для Рагны.

По обыкновению, он бродил вечером по ярмарке и ел на ходу плюшки. Подошёл к разговаривавшим о чём-то Теодору и Хенрику Стену, который вчера был на танцах. Теодор сказал Эдеварту: Завтра я буду продавать часы для Папста. Неужто? — удивился Эдеварт. Да, он сам меня попросил. Эдеварт направился дальше, дошёл до палаток и каруселей; за цирковой палаткой Август обнимал коротко стриженную укротительницу, обычно она выходила на манеж в высоких сапожках, с медведем и волком; завидев Эдеварта, Август крикнул ему: Сейчас приду! Эдеварт повернулся и побрёл в другую сторону...

Утром в лавку пришёл старый Папст и отдал Эдеварту его часы. Теперь они в полном порядке, сказал он.

Эдеварт посмотрел на часы, приложил к уху и сказал: По-моему, вы почистили и корпус, они вроде как стали новее.

Да, Папст немного почистил и корпус часов. Он заговорил об Августе: Какой необязательный человек, но торгует он хорошо, это верно, жаль только, что он был с похмелья и слишком много болтал. Я сразу узнал его, он был твоим шкипером в Кристиансунне, я запомнил его золотые зубы. Нет, Август больше не хочет продавать часы. Но я встретил твоего брата, может, он окажется более надёжным человеком.

Моего брата? Мой брат остался дома.

Как же это?.. А он сказал, что он твой брат... Теодор.

Нет, Теодор мне не брат. А он назвался моим братом?

Да, пришёл ко мне вчера вечером, сказал, что он твой брат и хочет продавать мои часы. А ты его знаешь?

Знаю. Но мы не братья и вообще не родственники.

Я дал ему утром одиннадцать штук, сказал Папст и направился к двери. Он встревожено качал своей кудлатой головой: Видишь ли, я и сам заподозрил что-то неладное, он не такой... как бы это лучше сказать... не похож на тебя, вот я и решил поговорить с тобой. Как думаешь, он не сбежит?

Нет. Он приехал со мной на лодке и без меня никуда не денется.

Молчание. Папст, подумав: Ну что ж, попытка не пытка.

Не бойтесь. Он не такой дурак, чтобы сбежать с вашими часами...

Августа опять не было весь день, Эдеварт торговал в лавке. Он разложил одежду и другие товары у открытой двери и написал на бумажках цену; это он умно придумал, люди останавливались, рассматривали вещи, видели сразу их цену, а потом заходили и покупали. Бумажник Эдеварта распухал на глазах, а впереди был ещё один день, уже последний.

Вечером он встречает Теодора и говорит: Так, значит, ты выдаёшь себя за моего брата?

Я? Теодор сразу настораживается.

Ты сказал Папсту, что ты мой брат.

Наглая ложь, этот жирный боров всё выдумал! Впрочем, я понимаю! — восклицает Теодор. Я не говорил ему, что ты мой брат, сказал только, что мы из одного селения и так давно знаем друг друга, что стали вроде как братья.