Кэтрин Мэнсфилд: Медовый месяц: Рассказы

Незнакомец, казалось, был крайне разочарован.

— Не может быть! — вскричал он. — Вы хотите сказать, что она вышла?

— Нет, она тут не живет, — ответила Виола.

— Но, прошу прощения, одну минуту.

Отойдя от стены, он оказался напротив Виолы, расстегнул пальто и достал из внутреннего кармана клочок бумаги, разгладил его, не снимая перчаток, и протянул Виоле.

— Да, адрес этот, но, верно, в номерах ошибка. На этой улице много домов с меблированными комнатами, знаете ли, и больших тоже.

На бумажку с волос Виолы упало несколько капель. Она рассмеялась.

— Ох, я, кажется, ужасно выгляжу — сейчас!

Виола метнулась к раковине, схватила полотенце. Дверь оставалась открытой… В конце концов, что еще говорить? И зачем ей понадобилось, чтобы он ждал? Набросив полотенце на плечи, Виола, неожиданно посерьезнев, возвратилась к двери.

— Извините, мне неизвестно ее имя, — холодно произнесла она.

— И вы меня извините, — отозвался незнакомец. — Вы давно тут живете?

— М-м… Да, давно.

Виола стала медленно закрывать дверь.

— Ну что ж — до свидания и спасибо. Надеюсь, я не очень вас потревожил?

— До свидания.

Виола слышала, как он идет по коридору, потом он остановился, закурил сигарету. Да — слабый запах хорошей сигареты проник в ее комнату. Виола вдохнула его и улыбнулась. Что ж, прелестная была передышка! Он выглядел на удивление счастливым: да еще тяжелое пальто, длинные перчатки на пуговицах, красиво уложенные волосы… и улыбка… «Баловень судьбы» — это ему подходит; не знающий ни в чем отказа юноша, для которого весь мир площадка для игр. Подобные люди настраивают на положительный лад — глядя на них чувствуешь себя «изменившейся». Здравомыслящие они — здравомыслящие и солидные. Можно точно сказать, что за всю жизнь с самого первого и до самого последнего дня им в голову не придет ничего необычного. И жизнь к ним благосклонна — качает их на коленях. Что ж, правильно. В это мгновение Виола заметила на полу скомканное письмо Казимира — и улыбки как ни бывало. Не сводя глаз с письма, Виола принялась заплетать косу; глухая злость вновь завладела ею — она как будто вплетала ее в свою косу, которой потом туго обвила голову… Конечно же, это с самого начало было ошибкой. Почему? О, Казимир пугающе серьезен. Если бы Виола чувствовала себя счастливой, когда они познакомились, она бы и не взглянула на него; но они были как два пациента в одной больнице — оба находили успокоение в болезни друг друга. Миленькое основание для любви! Несчастье столкнуло их лбами: в изумлении они посмотрели друг на друга и прониклись взаимной симпатией…

«Жаль, у меня не получается посмотреть на ситуацию со стороны — тогда я нашла бы выход. Ведь я в самом деле люблю Казимира… Ах, будь хотя бы один раз честной. — Виола упала на кровать и спрятала лицо в подушку. — Никакой любви не было. Мне нужен был кто-нибудь, кто бы обо мне заботился и содержал, пока мои работы не начнут покупать — а он еще отгоняет от меня мужчин. Что бы было, если бы не он? Я бы потратила свои жалкие гроши, а потом…. Да, это все решило, я думала о „потом“. Он был моим спасением. И тогда я верила в него. Мне казалось, стоит только людям прочесть хотя бы страничку его прозы, и он станет богатым. Мне казалось, что его бедность продлится не дольше месяца. О, если бы только я принадлежала ему, — говорил он, — стала стимулом… Было бы забавно, если бы не было так плохо! Все произошло совсем не так — за несколько месяцев ему ничего не удалось напечатать. Мне тоже не везло…. Но на себя я и не рассчитывала. Да, суть в том, что я черствая и злая, и у меня нет ни веры, ни любви к неудачникам. В конце концов, я начинаю их презирать, как сейчас презираю Казимира. Думаю, во мне говорит дикарское тщеславие женщины, жаждущей, чтобы мужчина, которому она отдала себя, непременно стал великим вождем. Однако жариться в этом отвратительном доме, пока Казимир рыскает по городу, стучась во все издательские двери, — это унизительно. Я не могу быть сама собой. Ведь не для бедности же меня произвели на свет — я расцветаю только среди по-настоящему беззаботных людей, которых никогда и ничто не огорчает».

На память пришел незнакомец — не следовало его прогонять. «Вот это мужчина. По крайней мере, на первый взгляд у него нет забот. Наверное, он мог бы дать мне все, что я хочу, с ним я бы не потеряла вкус к жизни и не считала бы себя парией. Мне никогда не хотелось сражаться с жизнью — так уж пришлось. По правде говоря, мой внутренний источник счастья понемногу пересыхает из-за этого жуткого существования. Я умру, если ничего не изменится — и… — Виола широко раскинула руки в постели. — Я хочу страсти и любви, а еще приключений — без них для меня нет жизни. Почему я должна сидеть тут и гнить?»