Кэтрин Мэнсфилд: Медовый месяц: Рассказы

— Отличная погода! — сказал герр Эрхардт и помахал хозяину ложкой, на что тот лишь пожал плечами.

— Как? Разве погода не отличная?

— Если угодно, — ответил хозяин, обдавая нас презрением.

— Прекрасная прогулка, — воскликнула Эльза, от всей души одаривая хозяйку самой очаровательной из своих улыбок.

— Я никогда не гуляю, — отозвалась хозяйка. — Если мне нужно в Миндлбау, меня везет муж — у моих ног есть дела поважнее, чем топать по пыли!

— Мне нравятся эти люди, — поделился со мной герр Ланген. — Правда, очень-очень нравятся. Пожалуй, я сниму тут комнату на все лето.

— Почему?

— Ну, потому что они живут на земле и поэтому презирают ее.

Он отодвинул от себя плошку со сливками и закурил сигарету. А мы ели, предаваясь этому занятию со всей серьезностью, пока семь с половиной километров до Мидлбау не стали казаться чем-то бесконечным. Даже непоседливый Карл, наевшись, улегся на землю и снял кожаный пояс. Неожиданно Эльза наклонилась к жениху и что то зашептала ему на ухо. Выслушав ее до конца и спросив, любит ли она его, Фриц встал и произнес короткую речь.

— Мы хотим отметить нашу помолвку, пригласив всех вас отправиться в Мидлбау на телеге хозяина, если мы все поместимся в ней!

— Ах, какая замечательная, благородная мысль! — сказала фрау Келлерман, вздыхая с облегчением, отчего на ее платье с треском оторвались два крючка.

— Это мой маленький подарок, — сказала Эльза, обращаясь к Передовой Даме, которая после того, как съела три порции, едва не заплакала от умиления.

Стиснутых со всех сторон в крестьянской телеге, нас вез домой, немилосердно тряся, хозяин постоялого двора, который показывал свое презрение к матери-земле тем, что время от времени с остервенением плевал на нее. И чем ближе мы были к Мидлбау, тем сильнее любили его и друг друга.

— Нам надо чаще совершать подобные экскурсии, — сказал мне герр Эрхардт, — ибо лучше узнаешь человека, когда проводишь с ним время на природе — делишь с ним радости — привязываешься к нему дружескими узами. Как там сказал ваш Шекспир? Сейчас вспомню. «Друзей своих, проверенных друзей, к своей душе привязывай железными цепями!»

— Увы, — сказала я, чувствуя к нему дружеское расположение, — моя душа такова, что отказывается кого-либо привязывать — уверена, даже верность привязанного друга мгновенно ее убьет. До сих пор она и не помышляла о цепях!

Стукнувшись о мои колени, герр Эрхардт извинился за себя и телегу.

— Дорогая леди, нельзя же принимать это буквально. Естественно, никто не помышляет о железных цепях, речь идет о цепях в душе той или того, кто любит своих спутников… Возьмите, например, сегодняшний день. С чего мы начали? Скажем, нас можно было назвать почти чужаками, и, тем не менее, теперь все мы едем домой, как… — Он остановился, ожидая, что я отгадаю его загадку. — Ну, как?..

— В телеге, — ответил «единственная радость» Карл, устроившийся на коленях у матери и неважно себя чувствовавший.

Поле, которое мы не так давно пересекли, теперь хозяин объехал кругом, и нашим глазам явилось кладбище. Герр Ланген нагнулся и поприветствовал могилы. Он сидел рядом с Передовой Дамой — под защитой ее плеча. Я слышала, как она прошептала:

— Вы похожи на мальчишку с растрепанными на ветру волосами.

Герр Ланген, казалось, уже с меньшей горечью провожал взглядом последние могилы, когда я вновь услышала ее шепот.

— Почему вы так печальны? А вы ведь так молоды. Мне тоже иногда очень грустно, но я могу сказать: даже мне ведомо счастье!

— Счастье? — переспросил он.

Я подалась вперед и коснулась руки Передовой Дамы.

— Сегодня был замечательный день? — произнесла я, придав своему голосу вопросительную интонацию. — Но, знаете, ваша теория о женщинах и Любви — она стара, как горы — даже старше!

С дороги до нас донесся победный крик. Ну да, опять он — седая борода, шелковый носовой платок и неукротимая энергия.

— Что я говорил? Восемь километров — и всё тут!

— Семь с половиной! — завопил герр Эрхардт.

— А почему вы в телеге? Восемь, я говорю!

Герр Эрхардт сложил ладони рупором и встал в тряской телеге, тогда как фрау Келлерман держала его за колени.

— Семь с половиной!

— Невежество нельзя оставлять без внимания! — сказала я Передовой Даме.

В дверь постучала хозяйка.

— Войдите, — отозвалась Виола.

— Вам письмо, — сказала хозяйка, — особое письмо, — и подала Виоле конверт, который держала уголком фартука сомнительной чистоты.