Гилберт Честертон - Человек, который был Четвергом

Герои честертоновских книг потому и герои, что они ничуть не похожи на тех, кого считают «сильными». Они прекрасно знают страх, знают свою слабость и почти точно знают, что победа невозможна. Но при этом у них нет отчаяния. Скепсис Рэтклифа и печаль де Вормса, персонажей все–таки второстепенных, только оттеняют великую веру в добро доктора Булля и уже совершенно честертоновскую, особую надежду Сайма. Борись, ни на что не надеясь, говорит Честертон, но не теряй надежды. Заведомая победа гнусна; обреченная борьба увенчается победой. Когда же победа приходит, они ею не пользуются; скажем, Патрик в «Перелетной харчевне» бродит по миру с обретенной женой, а кто правит Англией — неясно и неважно. Спасли ее от гибели, и все, дальше идет жизнь, а власть ни поэтам, ни людям не нужна. Особенно неожиданна, намеренно сказочна концовка «Четверга» — не «пробуждение», а все, что происходит в саду Воскресенья. Герои шли на верную гибель; безнадежная надежда Сайма и простодушная надежда Булля оправдались — Земля не в анархии. Но это еще не все. Да, мир состоит не из гордых поборников беззакония, а из обычных людей, однако дальше героев ждет не просто избавление от страхов, а полное торжество, неведомо даже, здесь ли, на Земле.

Остается еще один вопрос, который точнее назвать не нравственным, а мистическим. Честертон намеренно избегает однозначного ответа на то, кто такой Воскресенье; некорректно (как сказал бы ученый) однозначно решать это и нам. Кроме того, даже рассуждения об этом нецеломудренны в информативном послесловии. Скажем одно: Воскресенье — не полицейский начальник и не беззаконный мятежник, а герой и мудрец, отстаивающий мир от хаоса, и самое воплощение веселой, доброй свободы. Мы уже говорили о том, что сопоставлен он и с мирозданием, в котором нераздельно слиты лад и свобода. И еще одно: «простые слова», которые слышит Сайм, теряя сознание, никак не значат, что Честертон посмел бы отождествить Председателя с Христом. Вероятнее всего, это свидетельство тех страданий, которые ждут поборников покоя, надежды и радости.

Но зачем рассуждать об этом? Честертон, как его герои, пошел на риск — и победил. Им нельзя многозначительно кичиться, он не может войти в моду, он смешон и смиренен, зато всем, кроме умников, он даст то, что им нужно: кого повеселит, кому вернет надежду, кого поддержит в трудной попытке слить воедино милосердный лад и милосердную свободу.

Н. Трауберг

Бентли, Эдмунд Клерихью (1875-1956) – школьный друг Честертона, писатель и журналист.

Уистлер, Джеймс Мак Нил (1834-1903) – американский художник; с 1855 г. жил в Англии и во Франции. Для молодого Честертона – как и для многих – он воплощал самый дух «конца века».

Поманок – индейское название о-ва Лонг-Айленд, где родился Уолт Уитмен (1819-1892).

«Зеленая гвоздика» – роман Р. Хигенса; эмблема декадентов, носивших этот странный цветок в петлице.

…над листьями травы… – Речь идет о сборнике стихов Уолта Уитмена «Листья травы» (1855).

Тузитала – прозвище, которое дали жители о-ва Самоа Роберту Луису Стивенсону.

Блаженны те… – Парафраза евангельских слов «Блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин. 20: 23).

Шафранный парк – под этим названием Честертон описывает Бедфорд-парк, который начали строить в 1875 г. Там жили, среди прочих, Камилл и Люсьен Писарро, У. Б. Йейтс и семейство будущей жены Честертона, Франсис Блогг. Расположен этот артистический район сразу за Чизиком, на западе Лондона. От мест, где жили родители Честертона, – улиц, прилегающих к западной части Кенсингтонского сада, туда можно пройти по прямой, все на запад, хотя это довольно далеко (Ноттинг-Хилл, Хаммерсмит, Чизик, Бедфорд-Парк). Вполне возможно, что «шафранный», т. е. густо-желтый, цвет здесь не случаен. Он играл большую роль в цветовой гамме Честертона, для которой характерны насыщенные, но не тяжелые тона (см. гамму «Наполеона Ноттингхилльского»).

…елизаветинский стиль со стилем королевы Анны… – Елизавета I правила в 1558-1603 гг., Анна – в 1702-1714 гг.

Виктория – если ехать в метро от Бедфорд-Парка, т.е. от станции Тёрнем-грин, после Слоун-сквер будет, действительно, Виктория. Сейчас Тёрнем-грин открыта только рано утром; было ли так во времена Честертона, узнать не удалось. Зато удалось увидеть особнячок и сад, где жила его невеста, достаточно старый кабачок и кафе «Троица», которого, как ни печально, при Честертоне еще не было.