Михаил Коцюбинский - Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

Дон-Жуан,
Моя душа такая же, как прежде.
Моя душа была с рожденья гордой,
Такой же и осталась. Потому
Живу я, как в твердыне неприступной,
Чтоб никогда никто не смел сказать:
«Обрадовалась вдовушка, как видно!»
Ужели вы стерпели бы такое?

Но у меня есть шпага, донна Анна!

Так что ж — вы обезлюдите Мадрид?
Не уничтожить вам своею шпагой
Косые взгляды, шепоток, усмешки,
Намеки, пожимания плечами,
Которые меня встречали б всюду
И всюду провожали бы, Жуан.

Бежим отсюда!

Ха-ха-ха!

Смеетесь?!

Когда б не засмеялась, то зевнула б.
Вам было бы приятнее?

Сеньора!!

Я в третий раз выслушиваю это.
Уж, право, надоело мне.

Я вижу,
Вы сами камень, без души, без сердца.

Однако не без разума — признайтесь!

Не отрицаю.

Но тогда, скажите,
Зачем нам убегать? Какой в том смысл?
Когда невинных дев вы обольщали
И крали мужних жен, вам приходилось
Скрываться с ними, убегать от света.
А кто изгнанник, тот всегда беглец.
Но самого себя послать в изгнанье,
И для чего? Чтобы связать судьбу
С вдовою независимой? Нелепость!
И чем была б я вам, когда пошла бы
Сейчас вослед за вами? Верно, только
Короткою забавой.

Донна Анна,
Я никого так не любил, как вас!
Всегда вы были для меня святыней.

Зачем же вы все время порывались
Свою святыню свергнуть с пьедестала?

Но мне она была нужна живая,
Не мертвая, не каменная!

Камень
Необходим для тех, кто хочет строить
Свою судьбу и счастье.

Неужели
Доныне верить в каменное счастье
Вы продолжаете? Но я-то видел,
Как задыхались вы под этим камнем!
Но я-то слышал, как рыдали вы,
Мне на плечо склонясь! За эти слезы
Он жизнью заплатил.

Не провинившись.

Ну, если так…

Не он виновен был
В моей неволе. Он страшнее тяжесть
Носил всю жизнь.

По собственной охоте.

И я пошла по собственной охоте
На этот брак. Но он меня любил
И потому без ропота сносил
Свою судьбу. Большое это счастье
Поставить пред собою на вершине
Того, кого ты любишь.

Ах, вершины…
Вы знаете мои об этом мысли.

Что стоят мысли перед светом счастья?
Ну, разве мне страшна была б неволя
За каменной стеною этикета,
Когда б я знала, что в моей твердыне
Меня любимый ждет? Что все замки
И жалюзи на окнах лишь скрывают
От праздных глаз святилище мое…

Опять, как раскаленное железо,
Вонзаются мне в сердце ваши речи!
Вы мне рисуете картину счастья,
Чтобы опять сказать: «Не для тебя!»
Когда и чем я заслужу вас, Анна?
Я из-за вас в стыде каком-то тайном
Скитаюсь неприкаянной душою
Среди чужих людей, врагов лукавых.
Живу я жизнью серой и бесцветной,
Пустой, негодной, я сказал бы — даже
Бессмысленной! И что вам нужно, Анна?
Иль должен я сложить у ваших ног
Свою так буйно вскормленную волю?
С отчаянья, поверите ли, Анна,
Мне даже это в мысли приходило
Настойчиво.

С отчаянья, сеньор?

Ужели вы хотите между нами
Поставить принужденье? Не боитесь,
Что победит оно любовь живую,
Дитя свободы?

Он сказал однажды:
«Любви глубокой не страшны обеты».

В минуту эту ничего другого
Вы не нашли, одно воспоминание
О нем?!

Но что еще мне вам сказать?

Нет, так не может дальше продолжаться!
Иначе я клянусь вам, что тотчас же
Я расскажу, что я убил…