Михаил Коцюбинский - Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

Ты раб ему для видимости только?

Нет, господину верно и смиренно
Служу я не за страх, служу за совесть,
Как бог велел.

Но если вы равны,
Зачем же ты служить ему обязан?

По божьей воле он рожден владыкой,
А я рабом.

Есть, значит, в царстве божьем
Владыки и рабы?

Он здесь не раб.
Я ноги здесь ему согласен вымыть.
Вкушали мы Христову плоть и кровь
С ним рядом, за одним столом.

А дома
Вы тоже за одним столом едите?

Нет, этого, мой брат, совсем не нужно.

А почему?

Да так… Не подобает…

Не искушай его. Он духом прост.
А царство божье для таких ведь близко.
Кто терпит все смиренно, те блаженны.
Им все равно, как их зовут в миру —
Рабы или владыки.

Нет, отец мой,
Не все равно!

Когда бы ты услышал,
Как плакало вчера мое дитя,
Покорный этот, тихий наш младенец,
До вечера без молока остался, —
На оргии прислуживала мать,
И даже забежать не удалось ей,
Чтоб покормить ребенка. И теперь
Ребенок захворал, но и заплакать
Жена не смеет: господин не любит
Слез на глазах рабынь своих красивых.

Не надо плакать, если б и скончался
Ребенок ваш. Ему большое счастье
На небе уготовано.

А детям
Господским разве меньше будет счастья.
Когда в невинном возрасте умрут?

Невинные пред господом равны.

Двойное счастье у детей господских:
Один раз на земле, второй на небе…

Брат, не завидуй, не губи души,
Не загрязняй ее святыни чистой.
Хозяин твой язычник пусть глумится
(А христианам это не пристало), —
Он вашей чистоты не оскорбит,
Пока жена и ты смиренны духом.

Эй ты, старик, не жги словами сердце!
Прости, но знаешь… вымолвить мне стыдно.
Да что там стыд рабу!.. Скажу всю правду:
В чем «чистота» или «смиренье духа»?
Душа воспалена, когда я вижу,
Как с оргии порой жена приходит
В угаре пьяном и с огнем в глазах
От непристойных песен. В косах свежий
Венок цветущий, — кажется, что ярче
Пылает он в жилище нашем грязном…
Жена спешит господскую тунику
Скорей сменить на рабские лохмотья,
Чтоб в нашей «чистоте» не замараться.
И у жены не раз в минуты эти
Я слезы видел… К роскоши привычка,
Как ржавчина, ей разъедает сердце.
Ей тяжело без роскоши… И я
Не мог не бить ее за эти слезы,
Хотя и знал я, что еще противней
Ей станет бедный дом наш…

Слушай, брат,
Ты обратил бы лучше в нашу веру
Жену свою, — рассталась бы смиренно
Она с мирским весельем.

Господин,
Иль брат мой, как здесь принято, — ты знаешь,
Что обращать жену в другую веру
Я не решаюсь. Пусть уж лучше плачет
О чистых платьях и домах господских,
Чем станет слезы лить о чистоте
Души своей и тела. Так иль этак,
Ей все равно спасенье недоступно.
Что в ней изменится, когда узнает
Про грех и святость? Лучше пусть не знает!

Кто не по воле согрешил, невинен.

А мы, рабы, и сами ведь не знаем,
Что делаем невольно, что по воле.
Грех или нет, а мука остается.
Признаться трудно… Я не знаю сам,
Мой ли ребенок, иль господский отпрыск.
А может быть, — отцом был кто-то третий…
Да и жена не знает… И люблю я
Ребенка, но, бывает, ненавижу…

Грех ненавидеть, ведь дитя невинно.

И женщина порою скажет мудро.