Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

— Ваш новый зять — парень что надо, — заметил один из гостей, приглашенных впервые.

Генерал снял пенсне с золотым шнурком и, протирая его, ответил, близоруко глядя на собеседника:

— Я очень рад.

Затем он надел пенсне, поправил шнурок и продолжил:

— Полагаю, что я удачно выдал свою дочь: молодой человек получил диплом, стоит на правильном пути и к тому же умен.

— А какая карьера! — откликнулся адмирал. — Это не потому, что он мой родственник. В тридцать два года — управляющий делами Казначейства: неслыханно!

— Разве Женелисио не перешел в Счетную палату? — спросил Флоренсио.

— Перешел, но какая разница? — ответил другой гость — из тех, что были приглашены впервые, друг молодожена.

И действительно, Женелисио уладил дело со своим переходом, но решил жениться не только поэтому. Он создал «Научный свод практической бухгалтерии» — и каким-то образом удостоился похвал со стороны «столичной прессы». С учетом исключительной важности этого труда, министр повелел дать Женелисио премию в две тысячи мильрейсов, притом что книгу напечатали за государственный счет в Национальной типографии. То был объемистый том в четыреста страниц двенадцатым кеглем, написанный официальным языком, с приложением множества документов, указов и постановлений, занимавших две трети книги. Первая фраза первой части, как это случается с подлинно сводными и подлинно научными трудами, обильно цитировалась и расхваливалась критиками не только за новизну идеи, но и за красоту слога.

Она звучала так: «Практическая бухгалтерия — это искусство или наука должным образом оформлять государственные расходы и доходы».

Помимо премии и перевода, ему пообещали должность директора при первой же вакансии.

Услышав, что говорят адмирал, генерал и впервые приглашенные гости, майор не удержался от замечания:

— Лучшая карьера после военной — финансовая, вы не находите?

— Да… Конечно, — согласился доктор Флоренсио.

— Я не хочу говорить о людях с высшим образованием, — поспешил уточнить майор. — Эти…

Рикардо почувствовал себя обязанным сказать что-нибудь и выпалил первое, что пришло в голову:

— Все профессии хороши, когда есть состояние.

— Это не так, — возразил адмирал, приглаживая одну из прядей. — Не буду говорить ничего плохого о других профессиях, но наша… Что скажете, Алберназ? Что скажете, Иносенсио?

Алберназ поднял голову, словно желал поймать воспоминание в воздухе, и ответил:

— Все так, но в ней есть свои сложности. Когда ты попадаешь в засаду, там огонь, тут выстрелы, один умирает, другой кричит, как при Курупаити, тогда…

— Вы были там, генерал? — спросил гость, который был другом Женелисио.

— Не был. Я заболел и вернулся в Бразилию. Но Камизао… Вы не представляете, каков он был… Вы ведь знаете, Иносенсио?

— Если бы я там был…

— Полидоро получил приказ наступать на Саусе, Флорес был слева, и мы обрушились на парагвайцев. Но эти негодяи хорошо окопались, они не теряли зря времени…

— Там был сеу Митре, — вставил Иносенсио.

— Да, был. Мы неистово атаковали. Пушки палили оглушительно, пули летали повсюду, люди мерли как мухи… Ад, да и только!

— И кто же победил? — поинтересовался один из впервые приглашенных гостей.

Все удивленно переглянулись, кроме генерала, считавшего, что парагвайцы проявили исключительную дальновидность.

— Парагвайцы, именно так: они отразили нашу атаку. Поэтому я и говорю, что наша профессия прекрасна, но есть свои «но»…

— Это ничего не значит. При проходе мимо Умайта [21] В 1868 году, во время Парагвайской войны, бразильские корабли смогли прорваться по реке мимо парагвайской крепости Умайта, что позволило замкнуть ее блокаду. тоже… — начал адмирал.

— Вы были на борту?

— Нет, я прибыл позже. Меня оттеснили и не назначили на корабль, так как участие в рейде равнялось продвижению по службе… Так вот, при проходе мимо Умайта…

В гостиной уже царило оживление — там начались танцы. Лишь изредка кто-нибудь оттуда заглядывал к беседующим. Смех, музыка и все прочее, о чем было легко догадаться, не отвлекали этих людей от их воинственных забот. Генерал, адмирал и майор ошеломляли мирных горожан, перечисляя сражения, в которых они блистали отсутствием, и доблестные схватки, в которых они не участвовали.

Миролюбивый, хорошо поевший, выпивший несколько немалых бокалов вина гражданин как никто другой способен оценить рассказы о войне. Он видит лишь живописную, так сказать, образную часть баталий и боев: здесь стреляют только залпами, а если кого-то убивают, это малозначащий факт. Сама Смерть в этих рассказах теряет свое трагическое измерение: всего лишь три тысячи убитых!