Ахмед Танпынар - Покой

Мюмтаз шел с непокрытой головой. Он никогда в жизни не испытывал таких страданий. Ему сейчас опротивело все. Все потеряло для него смысл. На всем чувствовалась грязная рука Суата, седые волосы Яшара, обрамлявшие холеное лицо гаремного евнуха. Значит, все сложилось именно так. Человек может измениться за двадцать четыре часа и стать врагом двум несчастным людям. Два человека, как нежеланные и непрошенные гости, могут войти в вашу жизнь, отравить вас своим существованием, только тем, что дышат, ходят под солнцем и, рассказывая кому-то о своих чувствах и мыслях, употребляют одни и те же слова.

Перед ним остановилось такси. Водитель с наглостью ловкого грабителя произнес: «Куда вас отвезти, господин?» Мюмтаз огляделся по сторонам. Не соображая ничего, он доехал до Султан-Селима. Проехал немного за мечеть. На мгновение ему захотелось исчезнуть в прохладе старой мечети. Однако под дождем все выглядело таким убогим, а ему было так тоскливо, что он наверняка умер бы от тоски всюду, куда бы ни пошел. Шофер раскрыл перед ним дверь, но прежде чем выйти, он спросил себя:

— Все хорошо, но куда же мне?

Шофер в той же манере ответил:

— Куда изволите, господин…

— Тогда на Мост…

У него кружилась голова, его мутило. Он весь день ничего не ел. Ему хотелось как можно скорее попасть домой. Однако что было делать дома в такой дождь? Нуран сегодня не было; а даже если она и заходила, она уже уехала. Он подумал о письменном столе, о лампе, о своих книгах, вспомнил по отдельности каждую пластинку. Все вызывало тоску. Жизнь в большинстве случаев возможна, когда привяжешься к чему-то одному. В тот момент молодой человек нигде ни в чем не мог отыскать эту таинственную связь.

Его мысль напоминала вращающийся диск, который, искрясь, норовил исчезнуть. Все в этом головокружительном вращении уменьшалось, сокращалось, меняло цвет и суть; все становилось странным желе, отвратительной закваской, убогой и грязной натурой Суата, и эта закваска всю дорогу низводила до нуля, затягивала в себя все, что попадалось ей на пути, и кружила в своей липкой массе.

Все кругом превратилось в страшную грязь… Ему не хотелось с таким чувством возвращаться домой. Конечно, беспричинное беспокойство через некоторое время прошло бы. Или все излилось бы само собой, как изливается вода из мельничного желоба.

Качаясь, он прошел по Мосту. Нет, смысла никакого не было. Он не пойдет домой. Всякий раз, когда он представлял сад, грустные голоса цветов и веток под дождем, как дождь избивает большой каштан и деревья поодаль, ливень, который то чуть-чуть подхлестывает их, а затем вновь бросается на них изо всех сил, он испытывал нестерпимую муку…

— Я боюсь одиночества… — сказал он. — Я боюсь одиночества…

На самом деле, он боялся не одиночества, а боялся очередной встречи с привычками Суата, меняющимися вместе с его существом. Он повернулся, поискал взглядом водителя. Парень еще не уехал.

— Отвези меня на Бейоглу… — попросил он.

Когда они проезжали Шишхане, небо прояснилось в единственной точке. Над Сулеймание из отверстия в группе одномерных, одноцветных, почти прозрачных облаков, подобия которых можно видеть на миниатюрах, нехотя показалось солнце. Весь город в одно мгновение превратился в сказочный дворец из «Тысячи и одной ночи», стоивший огромных средств и усилий. В Галатасарае он вышел из машины. В белоснежном свете он вначале решил подняться на холм. Но боясь встретить кого-то из знакомых, повернул в обратную сторону. Некоторое время он шел в сторону Тепе-баши. Там вошел в маленькое бистро; дождь вновь усилился. Он смотрел на дождь, лупивший фасады домов напротив, размышляя о ярком луче солнца, который только что видел.

В бистро никого не было. Заскучавший без дела официант безостановочно заводил граммофон и ставил танцевальные мелодии. Мюмтаз попросил что-нибудь закусить и пива. Холодное пиво помогло ему прийти в себя. Он осмотрелся. Все как будто пребывало во сне. Столы, стулья, цветные бутылки из-под алкогольных напитков на старых полках, краска и полировка на которых местами облупилась, стояли в оцепенении, несмотря на то, что внешне, будто сговорившись, выглядели очень опрятными. То был странный сон, он протекал над ним не только как волна безразличия, наступившая после тоски по далекому и невозможному, но и словно бы нарочно для того, чтобы нарушить танец дождя с переливами танго. Мюмтаз был единственным клиентом. Наверху в нише, похожей на шкаф для хранения белья, разговаривала пара, сидевшая спинами к выходу. В шуме дождя и музыки выделялся женский голос, неизвестно из какой точки жизни появившийся; однако этот голос давал знать, что где-то живут люди, что хозяйка голоса осталась с глазу на глаз со своей судьбой, в радости или безысходности, а следовавший за ней тихий, еле слышный мужской голос вторил ей. То была самая обычная перекличка голосов, которые встречаешь каждый день. Однако нервы Мюмтаза были так напряжены, что он прислушался к этому похожему на всхлипывания смеху. Он ощущал нечто странное, будто ждал чего-то очень важного. Можно сказать, что недавнее превращение, сделавшее все вокруг похожим на отвратительное желе, способное поглотить вселенную, замедлилось, и замедлилось даже то головокружительное нисхождение к нулю всего, что отражало лицо либо имя Суата.