Лайош Надь - Избранное

Он вынул из кармана оружие и капсулы.

— На, возьми!

Лицо Человека просияло:

— Спасибо, я уже не боюсь.

Жена была рядом и все слышала. Она прошла в другую комнату, бросилась на колени перед кроватью и беззвучно, давясь слезами, зарыдала.

— А теперь поговорим. Сядь.

Но вскоре в дверь раздался звонок. Человек не испугался, но машинально встал, чтобы открыть дверь.

— Стой! — приказал ему друг. — Лучше я.

И пошел в переднюю к двери.

— Кто там?

— Откройте!

— Не открою. Кто там?

— Именем закона! — соврал кто-то.

Рядом с другом уже стоял Человек.

— Я принимаю только днем.

— Откройте, не то худо будет!

Они даже не ответили.

Снаружи посоветовались, пошумели. Дверь задергалась, затрещала. Кто-то налег на нее.

— Первого, кто войдет, я пристрелю.

На лестнице все замерло, тишина. Потом зазвучали голоса, послышались шаги, кто-то удалялся от двери. Осталась охрана.

— Открой окно, выгляни на улицу.

Внизу стояла машина. К ней приблизились двое. Посовещались. Из автомобиля вышли еще люди.

Снова поднялись. Через несколько минут — сильный стук. В квартире тишина. Грозный, безжалостный голос — не тот, что раньше. Дверь с треском взломали. Вероятно, какой-то гигант навалился на нее всем телом. В проеме возникла его фигура. Человек выстрелил, и гигантская гиена околела. Новые гиены вломились в квартиру, выхватили револьверы, открыли стрельбу. Человек и его друг сражались. Три гиены околели, четвертая бросилась наутек. Человек и его друг, получив смертельные раны, упали.

Вбежала жена. При свете осмотрела убитого мужа и его друга. Молча. Она была сильной, втащила их в комнату, уложила на кровати. Поцеловала мужа, взяла за руки двоих хнычущих ребятишек.

— Идемте.

Вышла на улицу. В ночную темень. Завтра на солнечный свет, к людям. Люди! Защитите! Я умру, но от них защитите!

Дети плакали.

— Не плачь! Не плачьте! Ваш отец спасен. Он был смелым, он умер, но спасся. Будьте и вы такими, как он.

1930

Перевод Е. Тумаркиной.

Иштван Петур поклонился всем сидевшим в комнате и сказал:

— До свидания. Я вернусь. Самое позднее через час — И вышел, резким движением закрыв за собой дверь.

В комнате сразу наступила тишина. Вокруг квадратного стола сидели четверо мужчин и одна дама. Они смущенно потупились, избегая смотреть друг на друга, забывши на время даже о том мрачном вопросе, что будет с ними и со всеми, чью судьбу они разделяют. У всех мысли сосредоточились на одном: пять минут назад случился небольшой скандал — они по привычке называли его инцидентом. Иштван Петур резко заявил молодому человеку, который сидел вместе с ними за столом и с которым он познакомился только в этот вечер, чтоб он «заткнулся и не болтал глупостей».

«Инцидент» начался с этого. Но так как оскорбленная сторона реагировала только тем, что покраснела, то инцидент, казалось, был исчерпан, если, конечно, не считать последующие душевные волнения. После мгновенного смущения Иштван Петур снова заговорил с величайшим пылом, обращая свои слова к хозяину дома. «Я твердо уверен, — заявил Петур, — что послезавтра этих мерзавцев уже не будет в городе. Послезавтра их уже выгонят. Они побегут так, что только пятки засверкают, потому что они трусливые негодяи. Но с каждого, кого удастся захватить, уж будьте уверены, спустят шкуру. Пойду погляжу, все ли подготовлено как следует».

И он удалился.

Молодой человек, которому было нанесено оскорбление, прибыл в городок из Пешта. Он приехал на несколько недель погостить и подкормиться в провинции. Фамилия его была Ваи-Верашек; он был художником. Человек неврастенического склада, чувствительный и пугливый, он изощренным психологическим чутьем понял уже в момент оскорбления разницу между своей силой и силой оскорбителя. Сразу же прикинул в уме свои возможности и сообразил, что надо молчать, только молчать. Ничего не зная об Иштване Петуре, кроме его фамилии и того, что успел заметить и услышать за один час, Ваи-Верашек ясно ощутил, что столкнулся с человеком безудержных страстей. Ваи сидел в глубоком кресле, несколько отодвинувшись от стола, и после нанесенного оскорбления не произнес ни единого слова; ему казалось, что вот-вот он провалится сквозь землю со стыда, впрочем, этого и хотелось ему больше всего. Боже, для чего жить на свете такому беспомощному человеку!

Минутное молчание после ухода Петура нарушил хозяин дома Матяш Духай. Кротко и ласково заговорил он с Ваи-Верашеком: