Сигрид Унсет - Кристин, дочь Лавранса

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил отец, окидывая ее острым взглядом.

– Бывает, что иной здоровается с зятем, не ведая о своем с ним родстве, – сказала Рагнфрид.

Муж словно окаменел; лицо его медленно бледнело.

– Ты же ее мать! – хрипло сказал он. – Или ты… или ты видела… такие верные признаки… что смеешь обвинять в этом свою собственную дочь?..

– Нет, нет, – поспешила сказать Рагнфрид. – Я не то хотела сказать, что ты думаешь. Но ведь никто не может знать, что произошло или что может произойти. Она ни о чем другом не может думать, кроме своей любви к этому человеку… это я видела… И может доказать нам в один прекрасный день, что любит его больше своей чести… или жизни!

Лавранс вскочил на ноги:

– Да ты с ума сошла! Как ты можешь так думать о нашей милой, хорошей девочке! С нею, конечно, ничего плохого не могло случиться там, у монахинь! Ведь она же не какая-нибудь скотница, которая ложится под забором. Ты должна сообразить, что она не могла видаться с этим человеком или разговаривать с ним много раз, – все это, разумеется, пройдет, это только блажь молоденькой девушки! Богу известно, мне тяжело и больно видеть, что она так горюет, но ты должна согласиться, что со временем все это должно пройти…

Жизнь, говоришь ты, и честь… Здесь, в своем собственном доме, я уж сумею уберечь мою девочку. И я не думаю, чтобы какая-либо девушка из хорошего рода и воспитанная в христианском духе и в честных обычаях могла так скоро расстаться с честью или с жизнью! Э! Об этом люди сочиняют песни, но мне думается, что когда мужчина или девушка впадают в искушение сделать что-нибудь подобное, то они слагают об этом песню и утешаются этим, но не совершают этого на самом деле!.. Ты сама… – сказал он и остановился перед женою. – Был ведь другой человек, за которого тебе больше хотелось выйти замуж, когда нас с тобою соединяли навеки. Как ты думаешь, какова была бы твоя судьба, если бы твой отец предоставил тебе решать в этом деле?..

Теперь Рагнфрид побледнела как смерть.

– Иисус, Мария! Кто сказал тебе?..

– Сигюрд из Лоптсгорда говорил кое-что об этом… когда мы только что переехали сюда, в долину, – сказал Лавранс. – Но ответь мне на мой вопрос: думаешь ли ты, что была бы счастливее, если бы Ивар отдал тебя в жены тому человеку?

Жена стояла, низко опустив голову.

– Тот человек, – почти неслышно отвечала она, – не хотел брать меня в жены! – По телу ее пробежала дрожь, она ударила по воздуху кулаком.

Тогда муж бережно положил руку ей на плечи.

– Так, значит, вот что? – спросил он, ошеломленный, и в голосе его зазвучало глубокое и горестное удивление. – Так, значит, вот что… Все эти годы… ты о нем горевала, Рагнфрид?

Она вся дрожала крупной дрожью, но не говорила ни слова.

– Рагнфрид… – спросил он тем же голосом, – но после… когда умер Бьёргюльф… и потом… когда ты… когда ты хотела… чтобы я был таким с тобой… каким я не мог быть… ты думала тогда о другом? – прошептал он, испуганный, смущенный и страдающий.

– Как ты можешь так думать? – прошептала она чуть не плача.

Лавранс прижался лбом ко лбу жены и тихо покачал головой:

– Я не знаю. Ты такая странная… Странно все, что ты говорила сегодня вечером. Я испугался, Рагнфрид. Я, вероятно, мало что понимаю в женской душе…

Рагнфрид слабо улыбнулась и обвила его шею руками:

– Видит Бог, Лавранс… Я жадно просила твоей любви потому, что любила тебя больше, чем нужно человеческой душе! И я так ненавидела другого, что чувствовала, как дьявол радуется этому!

– Я хорошо к тебе относился, жена моя, – тихо сказал Лавранс и поцеловал ее, – от всего сердца! Ты ведь знаешь это? И мне кажется, что нам с тобою хорошо было вместе… Рагнфрид?

– Ты был лучшим из мужей, – сказала она, всхлипнув, и прижалась к нему, пряча лицо у него на груди.

Он крепко обнял ее:

– Сегодняшнюю ночь я охотно проспал бы с тобою, Рагнфрид! И если бы ты была со мною такою, как в былые дни, то я бы уже не был… таким дураком!..

Жена застыла в его объятиях, слегка отстранившись от него.

– Теперь пост, – тихо сказала она со странной суровостью.

– Это так. – Муж усмехнулся. – Мы с тобою, Рагнфрид, соблюдали все посты и старались во всем жить по заповедям Божьим. А теперь мне почти кажется… Мы, может быть, были бы счастливее, если бы у нас было больше в чем каяться…

– Ты не должен говорить так, – с отчаянием сказала жена и сжала его виски своими худыми руками. – Ты ведь знаешь, я хочу, чтобы ты делал только то, что самому тебе кажется правильным.