Сигрид Унсет - Кристин, дочь Лавранса

Отец Эйрик зашел помочь Лаврансу составить кое-какие бумаги. Оба они прошли в старую горницу с очагом, так как в такую погоду там было уютнее, чем в большой комнате, где печь наполняла дымом все помещение. Мать была в Лэугарбру у Рамборг, поправлявшейся после горячки, которую она схватила ранней осенью.

Поэтому Кристин нетрудно было незаметно ускользнуть из дома, но она не решилась взять лошадь и пошла пешком. Дорога была месивом из грязи, снега и увядших листьев; земля грустно дышала сырым, затхлым и мертвым дыханием, а налетавший время от времени ветер обдавал лицо Кристин водяной пылью. Она плотно натянула капюшон на голову, обеими руками придерживая на себе плащ, и быстро шла вперед. Ей было немного страшно – рев реки раздавался так глухо в сыром, тяжелом воздухе, а черные разорванные тучи неслись по горным хребтам. Время от времени она останавливалась и прислушивалась, не идет ли Арне.

Вскоре она услышала шлепанье копыт по размякшей дороге; Кристин остановилась, так как место здесь было пустынное и она решила, что тут можно без помехи попрощаться. И почти сейчас же увидела позади себя всадника; Арне соскочил с лошади и шел, ведя ее под уздцы, навстречу Кристин.

– Как хорошо ты сделала, – сказал он, – что пришла, несмотря на такую ужасную погоду!

– Погода еще хуже для тебя – ты ведь должен ехать в такую даль; но почему ты выехал из дому так поздно? – спросила она.

– Йон попросил меня переночевать в Лоптсгорде, – ответил Арне. – Я думал, тебе легче будет прийти сюда вечером.

Некоторое время они молча стояли. Кристин показалось, что она ни разу до этих пор не замечала, как красив Арне. На голове у него был гладкий стальной шлем, надетый на коричневый шерстяной подшлемник, плотно обрамлявший его лицо и спускавшийся на плечи; худощавое лицо казалось под ним таким ясным и пригожим. Кожаный панцирь на Арне был стар, покрыт ржавыми пятнами и исцарапан кольчугой, которую надевали поверх него, – Арне получил его от отца, – но этот панцирь прекрасно сидел на стройном, гибком и крепком теле юноши; сбоку у него висел меч, в руке было копье, остальное оружие висело на седле. Он был совсем взрослым мужчиной и выглядел молодцом.

Она положила руку ему на плечо и молвила:

– Помнишь, Арне, как ты однажды спросил, не думается ли мне, что ты не хуже Симона, сына Андреса? И вот что я скажу тебе теперь, перед тем, как нам расстаться: ты, по-моему, настолько же выше его по красоте и обхождению, насколько он считается выше тебя по родовитости и богатству, по мнению людей, которые больше всего обращают внимание на такие вещи!

– Зачем ты говоришь мне это? – спросил Арне, затаив дыхание.

– Потому что брат Эдвин внушил мне, что мы должны благодарить Бога за его дары и не быть похожими на ту женщину, которая плакала, когда святой Улав приумножил ее пищу, что у нее не хватает посуды, – и поэтому ты не должен сердиться, что Бог не дал тебе столько же богатства, сколько телесной красоты…

– Так вот что ты хотела сказать! – произнес Арне. И так как она промолчала, то он молвил: – А мне показалось, ты хотела сказать, что охотнее пошла бы замуж за меня, чем за другого…

– Конечно, я охотнее пошла бы за тебя, – тихо сказала она, – ведь тебя я лучше знаю…

Арне обнял Кристин так крепко, что поднял ее от земли. Он много раз поцеловал ее в лицо, но потом снова опустил ее на землю.

– Боже мой, Кристин, какой ты еще ребенок!

Она стояла, опустив голову, не снимая рук с его плеч. Он схватил ее за руки чуть выше кисти и крепко сжал.

– Я вижу, моя ненаглядная, что ты не понимаешь, как сильно болит мое сердце оттого, что я теряю тебя! Кристин, ведь мы росли вместе, как два яблока на одной ветке, я полюбил тебя раньше, чем мог понять, что когда-нибудь явится другой и отнимет тебя у меня! Клянусь Богом, принявшим смерть за всех нас, – я не знаю, смогу ли я когда-нибудь быть счастливым и веселым после нынешнего дня.

Кристин горько плакала и подняла к Арне лицо, чтобы он мог поцеловать ее.

– Не говори так, Арне мой, – просила она, гладя его по плечу.

– Кристин, – сказал Арне тихим голосом и снова обнял ее. – Не думается ли тебе, что ты могла бы попросить отца, – Лавранс такой добрый человек, он не станет принуждать тебя против твоей воли, – попросить его подождать несколько лет; кто знает, как повернется для меня счастье, мы оба еще так молоды…

– Мне придется поступить так, как хотят мои родители, – плакала она.

Тут и Арне не мог удержаться от слез.