Пио Бароха - Алая заря

— Оставь, пожалуйста.

Мануэль заметил, что Хуан успел уже расположить к себе обеих женщин, а брат Сальвадоры болтал с ним как со своим давнишним приятелем.

Зажгли свет, накрыли на стол и сели ужинать.

— Как здесь уютно, — сказал Хуан. — Сразу видно, что вы славно устроились.

— Да, — как–то вяло отозвался Мануэль. — Живем неплохо.

— Никогда не скажет, что хорошо живем, — вставила Игнасия. — Выходит, что у других всегда лучше. Господи помилуй, люди вечно чем–то недовольны.

— Почему недоволен? Я этого не сказал, — возразил Мануэль.

— Но очень часто говоришь, — вступила в разговор Сальвадора.

— Ну, ладно, ладно. Вот как женщины обходятся с нашим братом. Примечай, Хуан. Никогда не связывайся с женщинами.

— Не связывайтесь с порядочными женщинами, хочет он сказать, — насмешливо перебила Сальвадора. — Если с уличной девицей — то пожалуйста. По его словам, у них добрая душа.

— Разве это не правда? — парировал Мануэль.

— Смотри, Мануэль, не обожгись! — воскликнула Игнасия.

— Все это пустяки, Хуан, он этого не думает, — сказала Сальвадора. — Просто так болтает.

Мануэль рассмеялся так заразительно, что остальные тоже не выдержали.

— Я обязательно должен сделать ваш портрет, — неожиданно сказал скульптор, обращаясь к Сальвадоре.

— Мой?

— Да, только голову, не пугайтесь. Когда у вас будет свободное время, сразу и начнем. Если бы удалось справиться за месяц, я бы повез его на выставку.

— Что же в моем лице особенного?

— Ровным счетом ничего, — шутливо заметил Мануэль.

— Я тоже так считаю.

— У вас в лице много особенного, очень много. Трудно будет схватить выражение лица.

— Вот именно: очень трудно, — подхватил Мануэль.

— Это отчего же трудно? — спросила Сальвадора, заливаясь краской.

— Оттого, что у тебя свое, особенное лицо. Ты не похожа на нас. Посмотришь на нас — мы всегда красивы, милы, привлекательны, а ты совсем не такая: сегодня ты можешь выглядеть совсем дурнушкой, кожа да кости, а завтра, смотришь, и цвет лица у тебя отличный, и вообще чуть ли не красавица.

— Глупости ты болтаешь!

Должно быть, вы очень нервная? — спросил Хуан.

— Вот уж нет, — возразила Игнасия. — Просто paботает как вол, оттого и выглядит неважно. Сеньор Кануто правильно говорит: у всякой болезни своя причина…

— Подумаешь, специалист нашелся, — сказала, смеясь, Сальвадора. — Он же ветеринар. Вот с него можно вылепить портрет. У него действительно редкостное лицо.

— Меня совсем не интересуют ветеринары. Серьезно, может быть, у вас найдется часок свободного времени, чтобы попозировать мне?

— Ну, конечно, найдется, — сказал Мануэль.

— Но ведь нужно сидеть не шелохнувшись. Я этого не сумею.

— Вы можете разговаривать. Как только устанете, сделаем передышку.

— Из чего же вы будете лепить?

— Сначала из глины, потом сделаю в гипсе или в мраморе.

— Ну, что же! Решено. Начнем завтра.

Они уже заканчивали ужин, когда в дверь постучали и в столовую вошли оба Ребольедо и сеньор Кануто. Мануэль представил их Хуану, и за кофе они разговорились. Хуан, уступая просьбам цирюльника, рассказал о Париже, Брюсселе и Лондоне. Перико задал несколько вопросов, касающихся его специальности; Ребольедо–старший и сеньор Кануто внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова.

— Похоже, там можно жить, — сказал сеньор Кануто.

— Туда только трудно добраться, — ответил Хуан, — но с талантом там можно многого добиться. Тамошнее общество стремится в каждом развить индивидуальные способности… есть много так называемых свободных школ…

— Вот именно — школ! А у нас этого нет и в помине, — сказал Ребольедо. — Думаю, если мне попасть в хорошую школу, я стал бы неплохим механиком, а сеньор Кануто, например, неплохим медиком.

— Куда уж мне, — возразил старик.

— Именно вам.

— Может быть. Но это должно было произойти значительно раньше. Когда я сюда прибыл и машина завертелась, то сначала, должно быть, силой первоначального расширения газов меня стало мало–помалу возносить. Так я возносился и возносился, пока не грохнулся оземь. Не знаю, то ли мозг мой спрятался в раковину, то ли сам я превратился в нечто ракообразное, но я теперь только и делаю, что пячусь назад.

Этот странный монолог сопровождался не менее странными жестами. И то и другое произвело на Хуана удручающее впечатление.

— Почему вы, сеньор Кануто, не разговариваете как все люди? — шепотом спросила его Сальвадора, сделав при этом серьезное лицо.