Что ж дальше? Ничего. Ах, это чтенье!
Все знают, что нельзя читать так много
И думать о прочитанном с тревогой, —
Полезны ли такие размышленья?
«Угрюмо и молча, один на один…»
Перевод Л. Мартынова
Угрюмо и молча, один на один,
Борюсь я с житейской волною —
Неужто ничья не желает душа
В ладью уместиться со мною?
Прости меня, боже, за этот вопрос,
Не множь ты грехов моих, боже,
Смотри: я весло над волною занес,
А брызги на слезы похожи.
На след за кормой я взглянул невзначай
И вздрогнул от страха и горя:
Над пенной волной протянулись за мной
Две белые длани из моря.
«Ах, когда-то был я молод…»
Перевод М. Павловой
Ах, когда-то был я молод,
И леса благоухали,
Зелень поле одевала,
Небеса в лучах сияли!
Сколько песен грудь вмещала,
Сколько их вокруг звучало!
Все, что сердце ни встречало, —
Тотчас в песню превращало!
Дума песней становилась,
Песней звонкой и могучей,
Над вершинами парила,
Как орел, гонящий тучи.
Как те песни звонки были!
Не заглохнет звук их, верьте,
Пусть я сам усну в могиле, —
Но они сильнее смерти!
Все прошло — настала осень,
Лес лишился аромата,
На лугу мороза проседь,
Небо тучами объято.
Осень, осень… Все угрюмо —
Утро хмуро, ночи хладны,
Омрачен я черной думой
О могиле безотрадной.
И слабеет стих унылый,
И перо держать нет силы,
Все, о чем теперь пою я, —
Все уйдет со мной в могилу.
«У ворот ветла дуплиста…»
Перевод Д. Самойлова
У ворот ветла дуплиста,
Скрючена, трухлява.
А когда спилить старуху —
И не знаешь, право!
По весне, когда сухая
Ветка оживает?
В летний день, когда старуху
Солнце пригревает?
Иль зимой, когда задремлет?
Не могу решиться!
Что будить! И так нам, старым,
Слишком плохо спится.
«Льет дождь и не стихает…»
Перевод И. Гуровой
Льет дождь и не стихает.
Стучит по стеклам. Ночь темна.
Больной, лежу один без сна.
Ночник едва мерцает.
«Ты мне мигаешь, что ли,
Подслеповатый огонек,
Чтоб видел я, как одинок,
Чтоб не забыл о боли?»
Горит все хуже, хуже…
«Мигаю я, моргаю я,
Чтоб знали, где постель твоя,
Все те, кто там, снаружи.
Не нужно света много,
Чтоб ливень знал, куда стучать,
Чтоб видел сыч, над кем кричать,
Чтоб смерть нашла дорогу».
Где мой ум? Вчера лишь был со мною
И исчез — куда, не знаю сам!
Я боюсь, что юная плутовка
Снова прибрала его к рукам!
Ей ничто не дорого, не свято,
Если к ней мой разум попадет, —
С ним наделает она такое,
Что потом сам черт не разберет.
А прискучит — так его забросит,
Что потом не сыщет и сама.
Вот я и слоняюсь по неделям
В полном смысле слова без ума!
«Смерть звоном подает сигнал…»
Перевод И. Гуровой
Смерть звоном подает сигнал:
«Эй, по вагонам! Час настал!»
Но те, кто слышат зовы,
К отъезду не готовы.
Мне хуже — чемодан держу,
На колокол немой гляжу
И жду, чтоб звон раздался.
Томлюсь я — завтра ли? сейчас?
Смерть, видно, пьянству предалась.
Я так ее заждался!
Генри Леман. Карел Гавличек Боровский.
{32}
Эпиграф к моим песням
Перевод Н. Стефановича
Я песни слагаю короткие.
Я — воин. Враги — перед нами.
Мы чувствуем близость противника —
И держим язык за зубами.
Но в сердце порою врываются
Огонь, беспокойство, смятенье,
И где-то в глубинах невидимых
Я чувствую слез зарожденье.
Нахлынет тоска беспросветная,
И мрак воцарится глубокий,
И мысли стремительно кружатся,
Как легкие листья в потоке.
Тоска моя с песней уносится,
И вновь я, суров и спокоен,
Стою на посту — неприятелю
Пути преграждающий воин.
«Мой цвет — красный и белый»
Перевод Н. Асеева
{33}
Багряный чешский стяг со снежно-белым полем,
О, как трепещет он, как бьется, беспокоен:
То, порываясь вдаль, по ветру стелет складки,
То, древко облепив, дрожит, как в лихорадке,
Цвет настигает цвет, и бьются оба цвета,
В глазах, в мозгу, в душе мелькает пляска эта!
Взгляни — взметнулась ввысь пылающая кровь,
И снежная ее вмиг окаймила пена,
Но ветер налетел: все изменилось вновь —
На снежном поле кровь увидел ты мгновенно…
Голубка вдруг взвилась над красными кострами
И камнем кинулась в безжалостное пламя,
Вот мысль порождена, а вот погибла мысль, —
Два цвета — жизнь и смерть — на знамени слились!
Читать дальше