Эжен Сю - Зависть

Жак Бастьен, как мы уже говорили, представлял собой грузного гиганта. Его крупная голова, покрытая гривой спутанных рыжих волос, была едва отделена от могучих плеч широкой бычьей шеей. Щеки его были румяными и гладко выбритыми. На лице выделялся крупный нос, толстогубый большой рот с белыми зубами и маленькие блестящие глаза. Они глядели одновременно хитро, подозрительно и зло. Голубая блуза, которую он, по своему обыкновению, надевал под редингот, облегала его выступающий, как у Фальстафа, живот. Его теплые бархатные панталоны были заправлены в сапоги, нечищеные уже несколько дней. В одной из своих могучих, но коротких рук он держал палку, которая висела на ремешке, обхватывавшем его запястье. Это было какое-то подобие мастодонта, а не человек.

Его кум Бриду, облаченный в поношенный черный сюртук, был невысокого роста, лицо его усеивали веснушки. У него был лукавый взгляд, тонкие губы и выступающие скулы, и весь он удивительно напоминал хорька.

При виде Жака Бастьена Давид вздрогнул от жалости и горя. Он подумал, что Мари навсегда прикована к этому человеку, который, возможно, скоро перестанет проявлять великодушие и будет все время находиться на ферме.

Жак Бастьен и Бриду вошли в комнату, не поздоровавшись. Первыми словами, которые, нахмурившись, грубо произнес хозяин дома, обращаясь к шагнувшей навстречу жене, были следующие:

- Кто осмелился распорядиться вырубить мой ельник?

- Какой ельник, месье? - спросила Мари, не слишком понимая, что она говорит - до такой степени ошеломил ее приезд мужа.

- Что значит «какой?» - возмутился Жак Бастьен. - Мой ельник вдоль дороги. Разве я говорю по-турецки? Проезжая мимо, я увидел, что вырублено с краю около тысячи деревьев. Такие прекрасные ели! Я упрашиваю, кто продал их без моего разрешения?

- Они не были проданы, месье, - проговорила Мари, обретя самообладание.

- Если их не продали, то почему же их срубили? Кто велел это сделать?

- Я, месье.

- Вы?!

Изумленный Жак Бастьен на минуту умолк, потом произнес:

- Ага, это вы… Еще один пример. Что ты скажешь, Бриду?

- Надо посмотреть, сколько вырублено.

- Конечно, я посмотрю. А ради чего, мадам, вы распорядились вырубить столько прекрасных деревьев? Что за нужда у вас возникла в деньгах?

- Месье, я полагаю, что лучше нам говорить о делах, когда мы останемся одни. Вы, наверное, не заметили, что здесь находится месье Давид - новый воспитатель моего сына? - И мадам Бастьен указала на Давида, который держался на расстоянии.

Жак Бастьен повернулся и, смерив взглядом склонившегося мужчину, грубо сказал:

- Месье, я хочу поговорить с женой.

Давид поклонился и вышел. Фредерик последовал за ним, оскорбленный приемом, оказанным его другу.

- Ну, мадам, щелкопер-латинист ушел. Что вы мне ответите, наконец?

- Только когда мы будем одни.

- Если я мешаю, то удалюсь, - Бриду сделал шаг к двери.

- Эй, Бриду, ты смеешься? Я хочу, чтобы ты остался здесь! - приказал Бастьен и вновь повернулся к жене:

- Кум знает мои дела не хуже меня. Итак, поскольку мы говорим о делах (а ельник дело, и немалое), то Бриду останется.

- Хорошо, месье. Тогда я скажу в присутствии месье Бриду: я сочла своим долгом вырубить эти ели, чтобы дать возможность несчастным из Валя восстановить свои жилища, разрушенные наводнением.

Для Жака Бастьена это была такая непостижимая вещь, что он наивно спросил судебного исполнителя:

- Ты хоть что-нибудь понимаешь?

- Ну да, еще бы, - ответил тот с лицемерным добродушием. - Твоя супруга сделала подарок, вырубив ели для потерпевших бедствие. Не так ли, мадам?

- Да, месье.

Бастьен, задыхаясь от гнева, мог только пробормотать, глядя злобно на жену:

- Вы осмелились! Как, вы…

В бешенстве топнув ногой, он шагнул к жене, сжав кулаки с таким угрожающим видом, что Бриду бросился ему наперерез, восклицая:

- Перестань, Жак. Ну, какого дьявола? Ты ведь не умрешь от этого! Просто твоя жена сделала подарок в две тысячи франков для потерпевших наводнение.

- И вы полагаете, что вам это легко обойдется? - Жак пытался сдержать бешенство. - Уж не сошли ли вы с ума? Ведь эта вырубка ельника должна была броситься мне в глаза сразу после приезда. Вы не подумали об этом, а?

- Если бы вы были здесь, месье, - ответила тихо Мари, боявшаяся еще сильнее раздражить Бастьена, - если бы вы сказались, как и я, свидетелем разрушений и несчастий, которые причинило это ужасное бедствие, вы бы сделали то же, что и я - не сомневаюсь.

- Я? Гром Господень! Когда у меня самого часть лучших земель занесло песком…