Эжен Сю - Зависть

Фредерик и Мари обменялись взглядами в этот критический момент. Молодой человек, верный своей мысли отвлечь гнев отца на себя, твердо произнес:

- Это я, отец, не предупредив свою мать, продал серебро, чтобы…

- Месье! - воскликнула Мари, обращаясь к Жаку, - не верьте Фредерику, - это я, я одна продала серебро.

Несмотря на такое признание своей жены, Жак Бастьен не мог еще поверить тому, что он услышал - настолько это казалось ему невероятным.

Сам Бриду на этот раз, по-видимому, разделял ошеломление своего друга. Он первым прервал молчание, сказав Жаку:

- Гм, старик. Это совсем другое дело, чем продажа твоих елей.

Молодая женщина ждала страшного взрыва ярости. Его не последовало.

Жак оставался немым и неподвижным. Он долго размышлял, его широкое лицо покраснело. Он выпил одним махом два больших стакана вина, облокотился на стол и, подперев ладонью левой руки подбородок, конвульсивно барабанил по столу.

Устремив на жену из-под зловеще нахмуренных бровей взгляд своих блестящих маленьких глаз, он вымолвил, наконец, с кажущимся спокойствием:

- Вы сказали, что серебро…

- Месье…

- Ну, говорите же. Вы видите, я спокоен.

Фредерик, подстегнутый инстинктивным побуждением, вскочил и встал рядом с матерью, словно для того, чтобы ее защитить, так как спокойствие отца было пугающим.

- Дитя мое, сядь, - сказала Мари нежным голосом. Фредерик вновь уселся на свое место.

Это новое движение было замечено Бастьеном, который удовольствовался тем, что повторил жене, барабаня пальцами по щеке;

- Вы сказали, мадам, что мое серебро?…

- Я продала ваше серебро, - ответила Мари твердым голосом.

- Вы его продали?

- Да.

- А… кому?

- Серебряных дел мастеру в Пон-Бриллане.

- А как его зовут.

- Я не знаю, месье.

- Правда?

- Это не я продавала серебро.

- А кто же?

- Неважно, месье. Оно продано.

- Это верно, - ответил Бастьен, снова опустошая стакан. - Но почему же вы продали серебро, которое, если угодно, принадлежало мне, мне одному?

- Друг мой, - шепнул Бриду Жаку, - ты меня пугаешь. Сердись, кричи, бушуй, мне это больше нравится, чем видеть тебя спокойным. Твое лицо белое, как простыня, и на нем выступил пот.

Бастьен ничего не ответил приятелю и продолжал допрос.

- Итак, вы продали мое серебро, мадам, чтобы купить… что?

- Я умоляла вас прислать мне немного денег для оказания помощи жертвам наводнения.

- Наводнение! - протянул Жак, взрываясь смехом. - Известная песня - наводнение!

- Я не прибавлю больше ни слова на эту тему, - заявила Мари твердым и решительным голосом.

Продолжительное молчание последовало за этой беседой.

Очевидно, Жак делал сверхчеловеческие усилия, чтобы сдержать свою ярость.

Он даже вышел из-за стола и подошел к окну, которое открыл, несмотря на резкий ветер, чтобы освежить лицо. Зловещие мысли роились в его голове, но он не хотел пока обнаруживать их.

Снова сел за стол, Жак бросил на Мари странный взгляд и сказал с оттенком жестокого удовлетворения:

- Если бы вы знали, как я рад, что вы продали мое серебро!

Вы оказали мне настоящую услугу.

Хотя двусмысленность этих слов причинила беспокойство Мари и она была встревожена непонятным поведением мужа, все же она испытала минутное облегчение. Она сначала боялась, что Бастьен, уступив грубой неистовости своего характера, мог обрушиться на нее с оскорблениями и угрозами в присутствии сына. А тот мог вмешаться, чтобы защитить мать.

Не разговаривая больше с женой, Жак выпил еще стакан вина и сказал куму:

- Ну что же, старик, поедим холодную бурду из железок. То, что Бог послал, как ты выразился.

- Жак, - отозвался Бриду, все более пугаясь спокойствию Бастьена, - уверяю тебя, что я совсем не голоден.

- А я обжора, - недобро засмеялся Жак, - все очень просто - радость всегда удваивает мой аппетит. Так что в этот момент я умираю от голода.

- Радость, радость, - повторил Бриду, покачивая головой. - У тебя вовсе не радостный вид. - И он добавил, повернувшись к Мари, словно хотел ободрить ее, ибо, несмотря на черствость своего сердца, он чувствовал волнение и сочувствие к ней.

- Все равно, мадам, хоть славный Жак время от времени выкатывает глаза и показывает зубы, но в глубине души он…

- Добрый человек, - закончил Жак, вновь опустошая стакан, - ибо только добрый человек может быть так же глуп, как я. Но я не променял бы этот вечер на 50 тысяч франков, поскольку хочу извлечь из него замечательные прибыли…

Жак Бастьен никогда не шутил насчет денежных вопросов, и эти слова, которые он произнес таким многозначительным тоном, убедили в их скрытом смысле не только Бриду, но и мадам Бастьен, почувствовавшую, как растет ее тайный страх.